Полуослепший Дукалис одним прыжком преодолел расстояние до двери, рванул ручку на себя, выставив пистолет вперед:
– Стоять! Я контуженый афганец! У меня справка есть!
Ответом ему были лишь дыхание Ларина и его голос:
– Ша, Толян, поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились. Тут пусто….
И действительно, в каморке, на пороге которой оказались оперативники, больше напоминавшей размерами платяной шкаф выпуска пятидесятых годов, не наблюдалось ни одной живой души.
– Андрюха, помнишь анекдот? – недоуменно озираясь, поинтересовался Анатолий. – Слон обвалялся в муке, смотрит на себя в зеркало и удивляется: «Ох, и ни фига себе, пельмешка!» Вот и я про то же.
Ларин, вслед за Дукалисом посмотрев по сторонам, удивленно присвистнул: в недрах загаженного подвала каморка выглядела нереально чистой. Пол и стены были облицованы светлым кафелем, у стены располагался щиток с непонятными приборами, смутно напомнившими внутренности командно-штабной машины, которую Андрей когда-то видел на военной кафедре в институте. На встроенном в стену небольшом столике, чуть пониже мерцающего экрана монитора, красовалась компьютерная клавиатура.
Входная дверь, неприметная снаружи, изнутри была покрыта блестящим белым металлом и, похоже, закрывалась надежно, так как была снабжена сложным замком типа «краб», ригели которого одновременно входят в четыре паза со всех сторон.
– Ни фига себе, пельмешка! – еще раз задумчиво повторил Дукалис. – Куда же он, гад, делся? Андрюха, здесь должен быть еще выход… Ага, нашел!.. – Он потянулся к большой красной кнопке с надписью «Exit»[9].
- Подожди!.. – Ларин не успел закончить фразу, как его напарник уже вдавил палец в кнопку.
Снова – ослепительная вспышка света, легкий запах озона, затем – грохот, темнота, ощущение стремительного полета, будто во сне срываешься с заоблачных высот и летишь в небытие, легкая тошнота, сведенные в судороге руки…
– Андрюха, ты жив?..
– Бабуинов! – повторил заглушивший голос совести Чердынцев, открывая здоровенный гроссбух, куда вносились данные о происшествиях. – Ну, так что у тебя?!
– Слышь, начальник, – бомжеватый субъект засунул голову в окошечко и дружелюбно подмигнул майору. – Ты, это… дурика своего убери…
– Немедленно прекратить! – Тщедушный Мартышкин обеими руками схватился за воротник грязной куртки, болтавшейся на плечах субъекта, для верности уперся ногой в стену и потянул задержанного на себя.
Раздался треск рвущейся материи, и Сысой грохнулся крупом об пол, сжимая в кулаках кусок ткани.
На пышущих здоровьем, круглых и румяных лицах «крепленых беретов», являвших собой элиту войск МВД, возникло некоторое подобие интереса.
Субъект цыкнул зубом, поморщился, передернул плечами, но вылезать из окошечка не спешил.
– Сопротивление сотруднику милиции! – заголосил Мартышкин, сидя в луже грязной воды, натекшей с обуви входящих аккурат рядом ковриком, о который, по идее, им следовало вытирать ноги, но никто почему-то этого не делал.
Чердынцев горестно вздохнул, упер ладонь в лоб бухарику и вытолкал голову алкаша из проема окошечка.
Стажер отбросил в сторону свой трофей, резво вскочил и повис на спине у задержанного.
С минуту младший лейтенант и пьяница из соседнего дома, вся вина которого заключалась в том, что он решил отлить на угол здания РУВД, молча толкались и пыхтели.
Наконец Мартышкин метким тычком под ребра заставил противника развернуться боком, треснул ему носком ботинка по щиколотке, схватил за грудки и дернул на себя. Пьяница мазнул грязной ладонью по лицу Сысоя, смачно плюнул стажеру на брючину и немедленно получил в ответ удар кулаком в грудь, отбросивший его на стойку перед окошечком дежурного.
Затылок алконавта вошел в соприкосновение со стеклом, и на стол Чердынцеву посыпались осколки.
«Крепленые береты» привстали, не желая упускать ни единой подробности из разворачивающейся у них на глазах душераздирающей сцены.
– Скотина! – заорал ошалевший майор, увернувшись от падающего аки лезвие гильотины особенно крупного осколка и напрочь забыв о правилах хорошего тона, в теории свойственных всем без исключения офицерам российской милиции. – Ты что наделал, шпрот недодавленный?!
Мартышкин подхватил сползавшего на пол оглушенного бухарика и поставил его вертикально.
– Отвечать, когда тебя господин майор спрашивает! – в манере служаки-ротмистра воскликнул стажер.
Пьяница замычал нечто невразумительное.
– Я не его спрашиваю! – возопил Чердынцев. – А тебя, чудовище!
– А что я?! – удивился Мартышкин.
Входная дверь распахнулась, и в проеме показался подполковник Николай Александрович Петренко, прибывший в родное управление с совещания у начальника ГУВД, где его опять ставили всем в пример как главу подразделения, укомплектованного самыми толковыми сотрудниками в пределах городской черты, и на карачки за невысокий процент раскрываемости заказных убийств, которых на участке Петренко сроду не совершалось.
Петренко вытер подошвы забрызганных грязью ботинок о черный синтетический коврик и окинул печальным взором помещение.
Чердынцев, Мартышкин, дежурный сержант в форме восхитительного серого цвета, с автоматом на плече и чуть тронутыми бледно-голубой тушью длинными девичьими ресницами, чье лицо можно было бы смело поместить в музыкальную энциклопедию в качестве иллюстрации к статье «Юность Петра Ильича Чайковского», и три «спецназовца» застыли на месте.
Только задержанный продолжал шевелиться, пытаясь оттолкнуть от себя вцепившегося аки клещ стажера.
– Что здесь происходит? – тихо поинтересовался подполковник.
– Он! – задыхающийся багровый Чердынцев ткнул пальцем в Сысоя. – Он!
– Что «он»? – Мухомор в свою очередь тоже начал наливаться краской.
– Это всё из-за него…
– Вот это? – Петренко вскинул подбородок и показал на разбитое стекло.
– Да! – Майор зачем-то отдал честь, приложив дрожащую руку к непокрытой голове.
– К утру чтоб было, как раньше, – приказал Мухомор и шаркающей усталой походкой двинулся к лестнице.
– Но… – застонал майор.
– Никаких «но», – Петренко остановился. – Завтра проверяющий прибудет, к десяти.
– Где ж я такое стекло возьму? – На лице Чердынцева проступила растерянность.
– Забейте фанерой и покрасьте в прозрачный цвет, – посоветовал Мухомор и, погрузившись в невеселые мысли по поводу прошедшего совещания, стал медленно подниматься по лестнице.
– Я же предупреждал: подожди. – Ларин укоризненно смотрел на выпучившего глаза друга. – Что за манера – неизвестную технику проверять методом тыка?
Оперативники стояли посреди каморки, недоуменно разглядывая друг друга.
Если после внезапной вспышки света и наступившего вслед за тем мрака короткая прическа Дукалиса почти не изменилась, ну разве что стала напоминать ёжика, то Ларин вполне мог бы пробоваться на роль Бивиса – его волосы стояли абсолютно вертикально.
– А тебе не кажется, что здесь что-то изменилось. Пол, например? – Анатолий покосился на кафельную плитку, казавшуюся теперь не голубой, а розовой. – И дверь, вроде бы, другого цвета была…
– Ты бы еще больше на кнопки жал, – огрызнулся Ларин. – Вот доберутся до тебя комитетчики, скажут, что их технику испоганил…
– Да я н-ничего. Я п-просто… Я скажу… – заикаясь, начал оправдываться Толян, вызвав дополнительный прилив недовольства напарника.
– Скажу… «Товарищ, верь: зайдет она, звезда разгула гласности. Припомнят наши имена тогда в госбезопасности», – продекламировал Андрей. – Пошли-ка отсюда поскорее, тем более что выход, кажется, все-таки отыскался. Да и убийца где-то рядом бродит.