Беспроволочный телефон и телеграф были тогда в употреблении во всех концах Европы, и пользование ими было общедоступно, так что самый бедный человек мог говорить, когда хотел и как хотел, с человеком, находящимся в любой точке земного шара. В Москве разливались рекой коллективистические речи, произносимые товарищами из Марселя или Берлина. Одновременно с этим в практику вошло приблизительно верное управление воздушными шарами и вполне точное управление летательными машинами. Это привело к упразднению границ. Самая критическая изо всех минут! В сердцах народов, столь близких к соединению и слиянию в одно громадное человечество, проснулся патриотический инстинкт. Вспыхнувшее во всех странах одновременно национальное сознание сверкнуло молниями. Так как уже не было ни королей, ни армий, ни аристократии, движение это приняло характер беспорядочный и народный. Республики французская, немецкая, венгерская, румынская, итальянская, даже швейцарская и бельгийская единогласно, каждая у себя в своем парламенте, а также на громадных митингах, выносили торжественное решение защищать против всякого иностранного покушения национальную территорию и национальную промышленность. Были изданы энергичнейшие законы, воспрещающие контрабанду путем летающих машин и строго регламентировавшие пользование беспроволочным телеграфом. Милиция была везде переустроена по старому типу постоянных армий. Вновь появились прежние мундиры, высокие сапоги, доломаны и перья на генералах. В Париже аплодировали меховым шапкам гренадер. Все лавочники и часть рабочих нацепили трехцветные кокарды. Во всех металлургических центрах лили пушки и блиндажные плиты. Ожидали страшных войн. Этот безумный порыв продолжался три рода, но без столкновения, и постепенно затих. Милиция мало-по-малу вернулась к штатской внешности и соответственным чувствам. Соединение народов, отодвинутое, казалось, в баснословное будущее, стало близким. Мирные силы развивались день ото дня. Коллективисты мало-по-малу завоевывали общество, и пришел день, когда побежденные капиталисты предоставили им власть.
— Какая перемена! — воскликнул я. — В истории нет примера подобной революции.
— Но ты сам, товарищ, понимаешь, — продолжал Морэн, — что коллективизм настал не раньше, чем пробил его час.
Социалисты не смогли бы уничтожить капитал и частную собственность, не будь обе эти формы богатства уже наполовину разрушены усилием пролетариата, а еще более — развитием науки и промышленности.
Думали, что первым коллективистическим государством будет Германия. Там рабочая партия была сорганизована уже около ста лет тому назад, и везде говорили; «Социализм — это дело немцев». Тем не менее Франция, хуже подготовленная, опередила ее. Социальная революция произошла сначала в Лионе, Лилле и Марселе под пение «Интернационала». Париж сопротивлялся две недели, и, наконец, поднял красное знамя. Только на следующий день Берлин провозгласил коллективистический строй. Торжество социализма имело своим последствием союз народов.
Делегаты всех европейских республик на заседании в Брюсселе провозгласили конституцию Европейских Соединенных Штатов.
Англия отказалась войти в их состав, но объявила себя их союзницей. Сделавшись страной социалистический, она все-таки сохранила своего короля, своих лордов и даже парики на своих судьях. Социализм господствовал в Океании, Австралии, Китае, Японии и в некоторой чисти обширной Российской республики. Черная Африка, вступившая к тому времени в фазу капитализма, представляла собою неоднородную федерацию. Американский союз тоже с некоторого времени отказался от своего меркантильного милитаризма.
Общее мировое, состояние, таким образом, оказалось благоприятным для свободного развития Европейских Соединенных Штатов. Однако вслед за образованием этого союза, встреченного с неистовой радостью, целых пятьдесят лет прошло в экономических смутах и социальных бедствиях. Не было уже армии и почти не оставалось милиции. Народные движения, не подавляемые силой, протекали не бурно. Однако неопытность или злая воля местных правительств поддерживали разорительный беспорядок.