На белом свете. Уран
НА БЕЛОМ СВЕТЕ
Если земля, то чтоб черная,
Если жена, то чтоб милая,
Если радость, то всем людям…
Давно не пели у Гайворонов, и Дарина Михайловна была счастлива, что вместе с сыном заглянула в хату и песня. Ничего, что Платон сейчас опять уедет. Мать еще не раз будет встречать его на пороге дома.
Дарина Михайловна просит гостей закусывать, но Михею Кожухарю только бы попеть. Еще и по чарке не выпили, а он уже поднялся, протянул над столом руки, будто собрался взлететь куда-то, и тихо начал:
Гости и о закуске забыли — этот дьявол Михей Кожухарь всю душу может песней перевернуть. Савке Чемерису казалось, что длинный и худой Михей не пел, а с доверительной сердечностью только ему одному рассказывал о чьей-то любви. Савка зажмурил глаза, и песня понесла его куда-то в затуманенные яры и долины.
Но всех песен не перепоешь. Дарина Михайловна душевно поблагодарила захмелевших гостей за то, что пришли на проводы сына; все они высыпали на подворье к запряженным в телегу коням. Савка поправил на телеге солому и умостился в передке.
— Скорей, Платон, уже смеркается.
Платой поцеловал мать, сестру Галину, маленького Васька, потом обошел гостей. Дарина Михайловна была счастлива, что сына ее провожают добрые люди, что Савка с почетом отвезет его на станцию.
— Ты ж, сыну, учись там да старайся, — наказывала она.
— Добре, мамо.
Савка взмахнул кнутом и так натянул вожжи, будто правил не захудалыми лошаденками, а сказочными конями-змеями…
Выехали на бугор за село, и Платон ощутил, как в грудь ударил упругий ветер, разбуженный далекими майскими громами, еще не докатившимися сюда. И тут же увидел девушку. Стройная и легкая, она стояла на краю поля, возле старого ветряка и, подняв руку, кого-то звала.
Платон оглянулся: вокруг ни души. Она звала его.
— Я догоню вас, — сказал Платон Савве Чемерису, соскочил с телеги и направился к девушке.
Она спряталась за ветряк и стояла там, прикрыв лицо платком, так что были видны лишь ее диковатые, чуть раскосые глаза.
— Кто ты? — спросил Платон.
Глаза девушки выплеснули на Платона тревогу и вспыхнули золотыми искорками.
— Я Стешка! — И сорвала с головы платок. — Не узнал?
Да, это была Стешка. Он познакомился с ней еще осенью, возвратясь из армии, хотя знал ее и раньше, когда она еще была маленькой быстроногой девчонкой, но не обращал на нее внимания.
— Что ты здесь делаешь?
— Пришла тебя увидеть.
— Зачем?
— Чтобы ты знал, что я есть…
— Я знаю…
— Так почему ни разу не взглянул на меня? С тех пор как ты вернулся из армии, мне всегда хотелось видеть тебя. — Она смотрела на Платона доверчиво и в то же время тревожно. — Чудная я, правда?.. Ты спешишь? — Стешка сделала шаг назад и неожиданно рассмеялась. — Ты не думай, что я и в самом деле провожать тебя вышла. Я весну пришла встречать. Слышишь, как идет она по полям?
И Стешка вдруг побежала через поле в весенние сумерки. А Платон некоторое время стоял растерянный, обескураженный.
— Эге-е-е! — нетерпеливо и протяжно звал с дороги Савва Чемерис.
1
Сквозь окно захламленной каморки Платон увидел: во двор робко заехал старенький голубой «Москвич» с разбитой фарой. У ворот машина остановилась, из нее вышла красивая девушка — высокая и стройная. Она беспомощно оглянулась, будто ища кого-то, и направилась к автолюбителям, которые толпились возле своих побывавших в авариях машин.
Не успел Платон сбросить комбинезон, как в каморку заглянул чумазый парень.
— Студент, шуруй к механику!
— Что ему надо?
Парень пожал плечами.
— Там у одной заезжей девицы фара разбита.
Платон с досадой швырнул в угол паклю, которой вытирал руки, и вышел из каморки.
— Ну? — не очень вежливо спросил Платон, подойдя к девушке.
— Помочь надо, — сказал механик и кивнул в сторону «Москвича».
— У меня смена закончилась. — Засунув руки в карманы, Платон внимательно посмотрел на девушку, которая от волнения покусывала пересохшие губы.
— Я вам заплачу… — с мольбой в голосе сказала она.
— Неужели откажешь такой красавице? — спросил механик, отходя.