Целый день ходил Дмитро из бригады в бригаду, не находя дела. Чувствовал на себе недобрые взгляды людей: наверное, уже все знали о вчерашнем бюро.
Вечером Коляда созвал правление и огласил, что через неделю колхоз начинает жатву. Дмитро сидел в углу возле дверей и безразлично слушал, о чем говорили трактористы и шоферы. Семен Федорович прочитал план, график уборки и сдачи хлеба государству и спросил:
— У кого есть замечания?
— У меня, — послышался голос Гайворона. — Кто это писал?
— Как кто? — удивился Коляда. — Товарищ Кутень и бухгалтер. А что?
— Разве мы соберем хлеб за двенадцать дней? — обратился к присутствующим Платон. — В этом плане концы с концами не сходятся.
— Мы ориентируемся на районные сроки, — заметил Коляда. — План согласован.
— С кем, с трактористами? Нас же никто не спрашивал. Пусть Кутень объяснит, как он думает справиться при односменной работе комбайнов.
— Расскажи ему, Кутень, — буркнул Коляда.
Кутень растерянно глянул на Семена Федоровича — мол, что вам от меня надо, и после долгого молчания сказал:
— Не составляли мы никакого плана…
— Как не составляли? — У Коляды передернулось лицо.
— Мы просто переписали прошлогодний план, — пояснил Кутень.
Все рассмеялись.
— Ну и дела…
— Этот план уже лет десять переписывают.
— Режь, Кутень, правду-матку…
— А ему что? Он до самого рождества жатву распишет…
Коляда подхватился со стула и набросился на Кутня:
— Безобразие! Не потерплю! Я буду ставить вопрос… На каждом шагу меня подводят! Записываю выговор Кутню и Горобцу!
— Запишите и себе, Семен Федорович, — выглянул из-за чьей-то спины Горобец. — Вы же сами сказали, что эти планы пишутся для районного начальства.
— Я так о начальстве не говорил! — запротестовал Коляда.
— Надо нам кончать эту комедию, — сказал Макар Подогретый, обращаясь к Коляде. — Я предлагаю заслушать на партийном собрании отчет председателя колхоза, а план составить новый, и не для района, а для нас всех.
— Что вы меня отчетами пугаете? — вскипел Коляда.
— Мы не пугаем, а хотим, Семен Федорович, чтобы вы поняли: спокойной жизни вам не будет. Вы не князек, которому все сходит с рук, а мы не ваши подданные, — сказал Макар. — А то получается, что только вы идете в ногу, а вся рота нет…
Коляда закрылся в своем кабинетике и долго мерил шагами скрипучие половицы. Да, Макар Подогретый сказал правду: не будет спокойной жизни. Когда-то его слово было законом, он был непогрешимым хозяином и судьей… Но не прошло и года, как одна за другой начали ломаться ступеньки, по которым он с таким трудом добирался к руководству. Если б не Гайворон, то никогда бы не подпилили их Снопы да Мазуры, а Макар Подогретый своими руками поддерживал бы лесенку…
Коляда устал, сопротивляясь какому-то новому неудержимому духу, который властвовал теперь в Сосенке. Не думал он, что так быстро здесь, в глухом селе, прорастут зерна, брошенные рукой партии после мартовских событий пятьдесят третьего года…
Наверное, надо распрягать коней, потому что далеко уже не уедешь, думал Коляда. Что же привез он на этой телеге? Была когда-то слава — растерялась, были в руках вожжи — не он теперь правит… Ни любви, ни счастья, ни богатства не привез. Да, собственно, нет и коней, потому что ехал на маленькой лжи, а иногда ползал и лизал пятки… Надо тихонько соскочить с этой тележки, пока не погнали. И из Сосенки удрать. А Фросинья? Неужели до конца века придется мучиться с ней? Нет. Есть Меланка… Будет сын… Сын! Его сын… Сегодня в поле она сказала ему, что он по ночам уже шевелится… Этого в тайне не удержишь. Скоро о Меланке заговорит все село. Будут тыкать на Коляду пальцами, если расскажет она. О-о, тогда слетятся Гайвороны…
Десятки планов рождались в голове Семена Федоровича, но он думал не о сыне, а о себе. Не будет покоя. Исключат из партии. Фросинья доконает его, не простит… Лучше, если Меланка уедет из села. Он даст ей немного денег… Пусть выезжает сейчас, немедленно.
Коляда торопливо вышел из кабинета и увидел в бухгалтерии Кутня. Тот, скрючившись, спал на лавке.
— Ты почему здесь улегся? — дернул его за рубаху.
— Ночевать негде. — Дмитро протер кулаками глаза.
— А у Меланки?
— Да неудобно. Она же тово… — показал на живот. — Еще на меня люди подумают…
— Что «тово»? — побледнел Коляда.
— Будто вы не знаете, — вызывающе рассмеялся Кутень. — Скоро на крестины позовете. Сама сегодня сказала… Или вы не придете?