Выпить первую чарку за Нечипора Ивановича пришел весь штат чайной. Говорили много теплых слов, сердечных пожеланий, и Нечипор чувствовал себя неловко от такого внимания. За столом хозяйничал Михей: он щедро наливал чарки и уже не первый раз произносил красноречивый, но не очень многословный тост:
— Будьмо!
В чайную еще подходили люди, и Исаак Аронович каждому рассказывал, что здесь происходит, не забывая дать полную характеристику боевым подвигам Нечипора Снопа. Люди поздравляли Нечипора, и он приглашал их выпить чарку.
Еще до того, как на столе появились в больших глиняных мисках вареники с творогом и капустой, сметана и шкварки, Михей Кожухарь, вытянув шею, взмахнул длинной рукой и запел песню:
Из кухни выбежали молодицы и подхватили песню. Просто удивительно было, как это разные люди слились вдруг в согласованный хор, подчиняясь малейшему движению руки долговязого дирижера. Михей дирижировал обеими руками и каждым пальцем, будто перебирал струны невидимого инструмента. На нужных местах мелодии руки Михея замирали, и тогда он дирижировал бровями и глазами. После категорического заявления казака:
песня стихла, а Исаак Аронович принес две бутылки шампанского.
— Это от меня! — торжественно изрек он, стрельнув пробкой в нарисованные колонны.
Вино пили без удовольствия, но черные бутылки с серебряными шейками вызывали уважение… Прощались долго и церемонно, каждый считал своим долгом сказать друг другу наилучшие слова, и все это было искренне.
Взглянув на счет, Нечипор Сноп понял, что денег не хватит. На выручку пришел Михей:
— Я несу деньги по трем переводам. Бери, потом отдашь. Вот Платон Гайворон матери прислал…
Домой решили ехать на такси. Очереди на стоянке не было. «Волга» дремала в тени ясеня, а шофер сидел на крыльце парикмахерской и играл в домино с мужчиной в белом халате. Михею пришлось рассказать любителям домино всю биографию Нечипора вплоть до сегодняшнего дня, и только тогда они заняли места в машине. Правда, парикмахер очень просил Нечипора побриться у него бесплатно, но тот отказался.
До Сосенки доехали быстро, и вдруг возле самого села выяснилось, что Михей забыл на крыльце парикмахерской свою почтальонскую сумку.
— Я дойду пешком, а ты возвращайся, — сказал Сноп, выходя из машины. — Потом приезжай прямо ко мне.
Нечипор пробирался к своей хате через левады и огороды, боясь людям показаться захмелевшим. Появился перед Марией на подворье с виноватой, знакомой ей улыбкой.
— Вот, Маруся, — показал на ордена, — разыскали меня… Так мы с Михеем зашли в чайную… Прости старого дурака…
Мария обняла мужа.
— Ну и добре, Нечипор, что зашли… Добре, добре… — повторяла она, не находя от волнения других слов.
Из хаты вышел Юхим, посмотрел на ордена отца и, изумленный, остановился возле матери. Нечипор и сына обнял, и так молча стояли они втроем посреди подворья.
— Ты приготовь что-нибудь, Маруся… Может, хлопцы из бригады зайдут или еще кто… А ты, сын, в кооперацию сбегай… Вина красного купи, а белой мама возьмет у Меланки…
Юхим сел на велосипед и уехал, а Мария стала хлопотать воле печки. Нечипор прилег на узенький топчан, положив руки под голову, и в его памяти пронеслась вся жизнь. Эту хату строили они вместе с Марией, как только поженились. Вон крючок на матице, где висела люлька Юхима… Юхим, наверное, уже скоро и сам женится. Вот так и пролетели годы… Прожил как кнутом щелкнул. И Мария постарела — брови выцвели, глаза потухли… Да и он уже почти стариком по земле ходит. Многих друзей своих, с которыми на посиделки ходил, с которыми артель создавал, уже проводил Нечипор в последний путь. Попробуй осмыслить жизнь. Век проработал — богатства не нажил. Все трудности да трудности. Да и никакого богатства ему и не надо. Правда, на нужду смотреть не хочется. Как соединили Сосенку с колхозом «Вперед», то по килограмму на трудодень выдавали. И сейчас, видать, трудодень больше не потянет, хотя на собраниях Коляда клялся, что будет больше. Ничего этот Коляда не сделает. Нет у него сердца, да еще и злой. На весь свет зол. Тогда, на собрании, когда избирали Коляду председателем, Нечипор голосовал против.
— Почему вы против Семена Федоровича? — спросил у Снопа представитель.