— Прекратите комедию! — оборвал Бунчука Мостовой.
— Что-о? — протянул Бунчук. — Если для вас это комедия, то для нас это вопрос чести района… Ездили в Хрещатый? Ночевали у нее!
— Я ночую дома. А в Хрещатый ездил. Не очень часто, потому что некогда, но ездил.
— Зачем вы ездили?
— Нельзя быть таким любопытным, Петр Иосипович, — засмеялся Мостовой. — Советую: скажите вашей комиссии, чтобы она дала возможность нормально работать преподавателям техникума и не терроризировала учащихся. А сами займитесь более важными делами.
— Вы меня не учите! — стукнул по столу кулаком Бунчук. — Я сам знаю, что мне делать. Вопрос о вашем поведении я вынужден буду поставить на бюро и сообщить в обком. Сегодня приехал представитель министерства. Вы понимаете, что это значит?
— Все понимаю…
— Для вас в этой ситуации есть только один выход, — подобрел Бунчук.
— Выехать из района, — продолжал Мостовой.
— Да. Хорошо, что вы это поняли… Только из-за уважения к вам, делая скидку на вашу молодость, я постараюсь, чтобы вас куда-нибудь перевели, — мирно закончил Бунчук.
— Спасибо за заботу, — ответил Мостовой, — но я никуда не собираюсь выезжать… Кстати, вы знаете, что приезжает комиссия из обкома, чтобы разобрать мое заявление?
— Не заявление, а донос! — налилось кровью лицо Бунчука.
— Петр Иосипович, — спокойно начал Мостовой, — я не писал доносов. Я написал заявление в областной партийный комитет об антигосударственной практике приписок и очковтирательства, которую насаждаете в районе вы. Копия этого заявления лежит на вашем столе. И написал я его потому, что после всех моих выступлений на бюро, после товарищеских разговоров с вами вы продолжали обманывать партию. Вы меня выставили демагогом и чинодралом, который посягает на ваше кресло, а сейчас затеяли грязную историю с расследованием в техникуме… Разве это партийные методы?
Мостовой вышел из кабинета. Не ожидал Бунчук, что так повернется этот разговор. Он полагал, что Мостовой ухватится обеими руками за идею Бунчука и через несколько дней распрощается с Косопольем. Кому и что ты теперь докажешь, когда этой девке уже восемнадцать лет? Возьмут да и распишутся завтра.
Несколько дней подряд Галину вызывала комиссия, назначенная по указанию Бунчука.
Она не говорила Мостовому, что ее допрашивает массовик из Дома культуры, заставляет писать объяснительные записки. А в тот вечер после кино она побежала на квартиру Мостового. Его не было. Галина ждала до полуночи, пока он приехал из села. Она отказалась зайти в комнату, и они сидели в садике.
Мостовой выслушал грустный рассказ Галины и успокаивал ее как мог.
Добрая весть разносится быстро, а плохая еще быстрее. О делах в техникуме начали говорить и в Сосенке.
Только Платон не знал, что говорят о сестре в селе. Галина пришла домой, рассказала о своей беде Наташе и, не дождавшись, пока придет с работы Платон, побежала к нему на поле. Ночь была холодная и ветреная. Платон накинул на плечи сестры фуфайку и усадил на кучу ботвы. Горько плача, она поведала Платону обо всем. Он верил каждому ее слову.
— Ты извини меня за то, что тогда было… в Хрещатом.
— А ты знаешь, Платон, что я до сих пор обращаюсь к Александру на «вы», что он даже под руку не осмеливался взять. А они говорят… Мы с ним просто хорошие друзья, настоящие…
— Я тебе верю, Галя.
— Я только одного боюсь, Платон, — куталась в фуфайку Галина, — что будут неприятности и Александру… А все из-за меня… Я не хочу больше с ним встречаться. Не хочу… В самом деле, смешно: секретарь райкома и я…
Галина собиралась в дорогу.
— Куда ты, Галя, на ночь глядя? — встревожилась Наташа.
— Пойду, мне надо.
— Завтра тебя Васько отвезет, — сказал Платон.
— Нет, Платон… Я только хотела попросить у тебя рублей двадцать…
— Вот возьми, — Наташа подала деньги.
Платон был несколько удивлен, что Галина прощалась так, будто навсегда. Поцеловала Наташу, его и долго не отпускала от себя Васька, а потом попросила, чтобы он проводил ее.
Возле вербы она крепко обняла братишку:
— Я тебя очень люблю, Вася… Будь умницей, хорошо учись, Наташе помогай. Видишь, какая она больная.
— Хорошо, — пообещал Васько. — А ты, Галя, не плачь.
— Не буду.
Галине посчастливилось: в комнате общежития никого не было. Дежурная сказала, что все пошли на комсомольское собрание.
Галина сложила свои платьица в чемодан. Упаковала в отдельный сверток одеяла и пальто. Кажется, все. Вырвала из тетради два листа и написала: