На улице возле «Волги» стоял Михей. В окружении детворы он был похож на цаплю.
— Покатайте, дядько! Ну хоть до сельсовета!..
— Садитесь, — широко открыл дверцу машины Михей, а потом к шоферу: — Я заплачу. Обвези их вокруг всего села.
Детей набилось битком, и машина тронулась. А Сноп, думая о Дарине, сказал Михею:
— Дарина просила дать телеграмму Платону, чтобы приехал. Как бы это побыстрее сделать, а?
— Хорошо. В такси поеду на почту и Ганну свою прокачу, — решил Михей.
— Да уж и так мы с тобой все деньги прогуляли. Возьми вот у меня, — предложил Нечипор.
— Никогда! — категорически отказался Михей. — У меня знаешь сколько денег?!
…Долго еще бегала по сосенским улицам «Волга» с детьми, угрожая окончательно подорвать и без того некрепкую финансовую базу Михея. Наконец он отвез последнюю партию беспокойных пассажиров в лес за орехами, затем подбросил доярок на ферму, а Данилу Выгона к дочке в соседнее село, и только после этого «Волга» остановилась возле Михеевой хаты.
Хата была старенькая, и если бы не ее работящая хозяйка, то от нее давно бы осталась одна труба. Ганна непрерывно подделывала и белила хату, на зиму обкладывала стены кукурузными стеблями, сама делала из ржаной соломы снопы, и тогда Михей неделями просиживал на крыше, чиня ее. Это были трудные для Михея времена, потому что он не любил засиживаться дома. Ганна привыкла к этому и не надоедала ему такими оригинальными вопросами: «А где это тебя носило до полуночи?»
Где носило? Мало ли где мужику пришлось побывать? Михей любил выпить чарку, но знал меру. В компаниях заводил песни и рассказывал самые последние новости. А знал он обо всем: кто к кому приходил, о чем говорили, кто и почему неделю не появлялся на работе, сколько у кого денег в сберкассе, к кому мужики ходят подночевать, кто что купил, что варил. Все знал Михей Кожухарь, будто ему черти на ухо нашептывали. За что односельчане и любили его и побаивались. И как только он переступал порог чьей-нибудь хаты, хозяин или хозяйка встречали его:
— О, добре, что зашел, Михей! Может, чарочку?..
В Сосенке в чертей никто, конечно, не верит, но на них сваливают все несчастья, какие только случаются…
Михей Кожухарь, как убежденный атеист, никаких связей с нечистой силой не имел, а знал обо всем, что делалось в селе, только потому, что умел слушать. Если, к примеру, возле лавки стоят две или три женщины и говорят о чем-то, то вы, может, и пройдете мимо, ничего не услышав. А Михей, пока завяжет шнурки на ботинках, узнает:
что у Меланки ночевал уполномоченный из района и пел тонким голосом…
Иван Семенович через день ходит к Катерине и божится, аспид, что бросит свою жинку…
«…а я, кума, сегодня сварганила какой-то там борщ, так пусть ест, если голодный. Я же ему не служанка, и у нас равноправие…»
«…а ты, кума, слышала, что Марина уже на четвертом месяце ходит?..»
Или придете вы вечером в кооперацию, купите что надо и уходите, а Михей молча пялит глаза на товары да уши торчком держит. В кооперации вечером всегда полно женщин. А когда собираются женщины, ни одна не слушает, о чем говорит другая, — все говорят вместе…
— Собирайся, Ганя, покатаю тебя на машине! — зайдя в хату, весело сказал Михей.
— С какой радости?
— Просто хочу тебя покатать, а по дороге что-то расскажу… Сколько у нас есть денег?
— Да есть кое-что…
— Давай.
— Бери, все равно хату на них не слепишь.
— Заработаем, Ганя, и на хату. Поехали… Не журись. Скоро люди свиней начнут колоть, сало и мясо будет. Да и свою под рождество заколем, на двоих нам до весны хватит.
Михей посадил жену рядом с шофером, а сам умостился на заднем сиденье.
— Газуй, друг, в Косополье.
— Нам лишь бы деньги.
…Уже дважды Леонтий Гнатович Горобец заходил в клетушку-кабинет Коляды, но тот даже не поднял головы: сидел неподвижно, уставившись в какие-то сводки. Леонтий Гнатович, покашляв в кулак, выходил. Там у Нечипора чарка, наверное, уже третий круг обходит, а он торчит здесь.
— Семен Федорович, — осмелился Горобец, — я бы хотел с вашего разрешения пойти…
— Куда? — не поднимая головы, спросил Коляда.
— Да вы ж знаете, Нечипор просил, у него, значит, событие такое…
— Так, так, будете гулять, пить водочку, а я за всех вас работать должен? А вы знаете, уважаемый, что мы по молочку сели? Идите гуляйте, государство богатое…
— Если надо, то я могу побыть, — отступил Горобец.
— Нет, благодарю, обойдусь, идите. — На губах Коляды блуждала ехидная усмешечка. — Кстати, сводку в район вы передали? Ага, еще нет. Так вот, передайте. О, я и забыл, что вы спешите. Я сам позвоню… Идите… А трактор, что вчера остановился, отремонтировали? Идите, идите.