Выбрать главу

— Появились наши-и, — радостно пропела Фросинья и трижды, подчеркнуто для Христины, поцеловала Коляду. — А я ж настрадалась без тебя, а я ж понаплакалась… — И Фросинья действительно заплакала, тоже больше для Христи, чем для собственного удовлетворения.

Христя, не пряча злорадной усмешки, смотрела на Семена Федоровича и на долговязую спутницу его жизни.

— Живите себе любо да мило, — пожелала остолбеневшему Коляде Христина и через огороды побежала к Меланке.

Сначала Коляда хотел немедленно вытурить из хаты свою дражайшую половину, тут же отвезти на станцию, отдать ей все, что у него есть, но, приглядевшись к жене, понял, что это ему не удастся.

— Ты что ж, поиграл мной (это он поиграл ею, о боже праведный!) и удрал? На позор перед людьми меня, безвинную, оставил, на посмешище? Да я тебя, гнида, в перевясло скручу!

— Тише, тише, Фросинья, — умолял Коляда.

— Да я на все село буду кричать, на весь район, как ты мне свет завязал! Я о тебе такого напридумаю, что вмиг за решеткой очутишься!

— Фросинья, прошу тебя, уезжай отсюда, забирай, что хочешь, я тебе помогать буду, только уезжай. — Коляда готов был упасть на колени.

— Куда ты меня прогоняешь? Я ж хату продала и добиралась сюда под бомбами. Да я ж тебя к прокурору! Я и в райком дорогу знаю! Тебя, партейного да захваленного, не помилуют! К Меланке он клинья подбивает, а законная жена пусть по белому свету мается?! Да я той Меланке косы повыдергаю! Да я ее так перед всем селом осрамлю, что и сырая земля ее не примет, суку!

— Не говори о ней так! — хрипел Коляда.

— Может, мне ее барышней величать?

Не помня себя, Коляда схватил Фросинью за плечи и толкнул изо всех сил. Она упала, ударившись о лавку, и закричала смертным криком:

— Спасите-е-е, убива-а-ет!

Коляда зажал ей рот рукой, но она вырвалась, схватила со стола нож и зашипела:

— Зарежусь… Зарежусь или повешусь!..

Коляда вырвал у нее нож, подал воды и, униженный, растоптанный, тяжело сел на лавку.

Фросинья долго плакала в углу:

— Так вот как ты меня за любовь благодаришь… Я тебя полюбила первого в своей жизни… и не отдам никому… А бросишь — повешусь…

И Семен Коляда сдался…

Приезд Фросиньи и ночная баталия в хате Коляды долго были на языках сосенских молодиц. Но всему приходит конец, да и не столь злобивы сердца людские. Скандал понемногу начал забываться, и заметно расшатанный авторитет Семена Федоровича опять стал крепнуть. Только встречаясь с Меланкой, он улавливал ее скептическую усмешку.

Фросинья пошла работать. Районная газета писала, что жена председателя сельсовета села Сосенка ежедневно трудится в поле, и призывала, чтобы жены руководителей и сельского актива брали пример с Фросиньи Коляды.

Данила Выгон, поняв, что он перед Колядой фигура очень маленькая, попросил в райкоме, чтобы его освободили от временного исполнения обязанностей председателя колхоза. Просьбу Данилы уважили и на его место избрали, конечно, Семена Федоровича Коляду.

Но теперь это уже был не тот Коляда, который когда-то ходил по хатам колхозников, говорил искренние слова, умел пошутить, спеть за столом песню. Семен Федорович, сам не замечая того, стал молчаливым и злым. Он завидовал чужому, пусть маленькому, счастью, не любил, когда люди смеялись. Почему они счастливы, а он должен жить с ненавистной, старой и злой женой?

Фросинья подружилась с Христиной и доверяла ей все свои тайны:

— Поверь, Христя, уже с самого рождества спит отдельно, будто в хате и нет его.

— Может, ходит к кому?

— Нет, я узнала бы, он у меня трусливый… Всего боится. А я еще не старая, мне тоже ласки хочется… До тридцати девяти лет, ей-богу, непорочной была…

— Такая наша доля женская, — запечалилась Христя. — И я замуж вышла б… Хотя бы инвалид какой нашелся. Годы-то летят…

— Если будешь сидеть сложа руки, так и состаришься. Само счастье, Христина, в руки не идет… Здесь нет, так махни по соседним селам. Ты же славненькая…

Горемычный Леонтий Горобец, нынешний бухгалтер сосенского колхоза, до сих пор не знает, что именно тогда и решилась его судьба…

За три года своей тяжкой жизни с Фросиньей Семен Коляда очень изменился. Он опустился, мог неделями не бриться, покрикивал на людей и отчитывал молодежь. Дела в артели шли все хуже и хуже. Теперь Коляду критиковали на всех собраниях и совещаниях. И никто не поинтересовался, что творится в его душе.

По целым дням пропадал Коляда на хозяйстве, хотя толку от этого было мало. Домой приходил поздно ночью, молча ужинал, молча ложился спать. Фросинья угождала ему, как ребенку, но он даже не глядел на нее.