Выбрать главу

— Мы уже идем, Сеня!

— Ну, на колеса! — улыбнулся Борис Аверьянович, когда Стеша вернулась в комнату.

— Счастливой дороги и счастливой жизни! — пробасил профессор Крамов.

— Спасибо вам за все, за все, — растроганно промолвила Стеша. — Я счастлива оттого, что у меня столько друзей и… что живу на этом белом свете.

— Попутного вам, Стеша и Платон, ветра и три фута под килем! — провозгласила Клава, заливаясь слезами.

— Я хочу Стеша, чтобы ты… еще вернулась в кино, — сказал Лебедь.

— Дорогой Борис Аверьянович, не надо показывать народу шрамы на лице какой-то Стеши Чугай! — Она обняла своего учителя.

— Я надеюсь, что они… исчезнут. Как, профессор? — Лебедь обратился к Крамову.

— Будем надеяться, — ответил Крамов. — И главное, чтобы не было у людей шрамов… на сердцах…

Все высыпали на улицу, Сеня открыл дверцу машины и посадил рядом с собой Стешу.

— Платон, вы должны знать свое место. — С этими словами Сеня подал Стеше маленькие сережки с голубыми камешками. — Стеша, это от моей мамы. Когда вы были у нас, видели, как она двадцать раз выходила из-за стола? Нет, вы видели?

— Видела.

— Это она ходила искать сережки. Моя мама, если что-то положит, то найти сумеет только великий специалист из уголовного розыска… Мама наказывала, чтобы вы их носили, они приносят счастье.

— Благодарю…

— Женя! Коля! Вы что, никогда не видели витрин, да? Возьмите отпуск и можете стоять перед ними хоть все двадцать четыре профсоюзных дня! По машинам, а то я не настолько знаком с начальником вокзала, чтобы задержать поезд.

К поезду подоспела с дежурства Вера Григорьевна, обняла Стешу:

— Делай все так, как я тебе велела. Закончится мазь, пришлю еще; не забывай о ежедневном массаже, — давала последние наставления. — И не прячься от солнца. Со временем никто и не увидит этих рубцов.

— Очки, очки, Стеша, не снимай полгода. Помни, — строго наказывал Крамов.

— Счастливого плавания! — пожелала Клава. — Летом жду тебя!

— Очень извиняюсь, — протиснулся к вагону Сеня. — Слово хочет сказать Женя.

Женя, краснея, протянул Стеше целую связку ключей.

— Это запасные — от наших машин. Мы дарим их вам, уважаемая Стеша Чугай. Если вы приедете в наш город, то любой таксист, которому вы покажете эти ключи, будет вашим другом.

Взволнованная Стеша прижала ключи к груди, как дорогой подарок.

— Очень извиняюсь, но Женя не имеет фантазии и забыл сказать, что это ключи, хоть они и железные, не только от машин, но и от наших сердец.

Поезд тронулся, и Сеня, выхватив из рук Жени бутылку шампанского, разбил ее о колеса вагона.

— Счастливо-о-о!

…Приехав в Косополье, они решили не заходить к Мостовым, а позвонить им уже из Сосенки и пригласить Галину и Сашу в гости. Сошли на станции Выдуб, подхватили чемоданы и направились к Сосенке через поле.

— Платон! — радостно крикнула Стеша. — Посмотри, все вокруг золотое! — Она не могла оторвать взгляда от широченного разлива Русавки.

Платон остановился у ветряка, подошла Стеша.

— Вот и наш ветряк! — тихо промолвила она. — Наш старенький добрый ветряк. Платон, Платон, погляди! — Стеша, подняв голову, показывала куда-то в небо. — Да нет, на крыло, вон на то, что вверху. Видишь?

— Вижу, Стеша.

— И я вижу, и я вижу, обоими глазами вижу! — Стеша сорвала очки и, не щурясь, глядела в синее небо.

— Стеша, надень очки!

— А я вижу, Платон, вижу! Прочти, что написано на том крыле, прочти!

— «Стешка плюс Платон — любовь». — Платон обнял Стешу и тихо сказал: — Любовь, моя ты любовь…

Из дому Платон позвонил сестре.

— Как вас встретила родная земля? — спросила взволнованная Галина.

— Стеша, Галина спрашивает, как нас встретила родная земля?

— Скажи, что встретила весной…

— Встретила весной, — повторил Платон. — Мы ждем вас сегодня, Галя! Это самый счастливый день в моей жизни, запомни, Галя.

— Я запомню, Платон. Это первый день вашего счастья.

— А где Саша?

— Еще на рассвете поехал в колхозы. Сказал, что будет в десять. Созвал бюро, люди ждут, а сам не появляется. Сейчас уже двенадцать.

— Не волнуйся, задержался где-то, — успокаивал сестру Платон. — Ждем вас!

— Как только Саша приедет, мы сразу же к вам…

Мостовому стало плохо, когда он выехал из Переорок. «Наверное, устал, — подумалось Александру Ивановичу, — надо было взять шофера, не послушался Гали… Ну ничего, доеду… на валидоле…»