— Слышу, мама…
— Повтори за мной. Жить мне здесь, пока в каждой хате…
— Жить мне здесь, пока в каждой хате…
Вот уже полгода, как возвратился в Сосенку Поликарп, но еще не слышал от людей доброго слова. Кто поздоровается при встрече, а кто и так пройдет. Проклятый. И Поликарп молчал. Ежедневно приходил он в контору и просился на самую тяжелую работу. Копал силосные ямы, целую осень и зиму корчевал пни. Один в лесу. Дети прозвали его вовкулаком.
После смерти матери Поликарп открыл скрыню и сжег все, что осталось от Марты: платья, юбки, платки, порубил ботинки. Оставил только одну маленькую фотографию, которую Марта прислала ему на фронт.
Стеша все понимала и, затаив боль в груди, никогда ни словом не вспоминала при нем о матери.
Десять лет не видел Поликарп своей дочки. Теперь вот Стеша идет рядом с ним по первому снежку — высокая, стройная, как мать… Она очень похожа на Марту, и голос такой… Сегодня Стеше семнадцать лет… Да, сегодня.
— Ты иди, дочка, домой, а я сейчас, — и Поликарп свернул в улочку.
За эти полгода, которые он живет вместе с дочерью, Поликарп все еще не может привыкнуть к ней. Он ловит себя на мысли, что не знает, как разговаривать с ней, что сказать, когда она поздно приходит домой. Ему иногда до боли хочется обнять ее, поцеловать и рассказать, как он страдал и мучился, но боится показать свою нежность… А к ней уже сватов присылал какой-то мармулиевский тракторист… Ой, годы, годы…
В кооперации было полно людей. Расступились, молча дали Поликарпу дорогу. Он подошел к прилавку. Что ж купить Стеше?
— Сколько стоят вот те часы? — спросил он.
— Да это не для вас. Это золотые, — холодно ответил продавец.
— Мне и нужны золотые.
— Да это для женщины… Одни привезли, вот уже два года лежат.
— Покажите.
Поликарп взял крохотные часики. Они как горошинка на его ладони. Десятки голов с любопытством повернулись к Поликарпу.
— Цокают, — сказал он, приложив часики к уху. — Сколько ж за них?
— Сто тридцать.
— Ого! — только и сказал Поликарп, а люди заговорили вразнобой:
— Пусть бог милует и боронит. У нас за год столько не заработаешь.
— Шиферу можно на всю хату купить…
— Я лучше лисапед купил бы…
— Телевизор — это вещь. Лежишь на печке, а оно тебе показывает, а оно показывает… Ух, едри твою качалку, техника…
Поликарп отдал часики и вышел из магазина. Если б деньги! Двадцати рублей не хватает…
Впереди на тропинке показался Михей — он смешно покачивался на своих длинных ногах.
— Со снежком тебя, Поликарп! — еще издали первым поздоровался Михей.
— Спасибо.
Подойдя, Михей остановился. А почему б и не остановиться? Почему это он должен обходить Поликарпа? Такое случилось с человеком. Горе. Если б его Ганна лет тридцать назад удрала, то Михей, может быть, все село спалил бы…
— Как жизнь? — бойко спросил Михей.
— Да ничего… — со вздохом ответил Поликарп. И вдруг отважился: — Не одолжили бы вы мне, Михей, рублей двадцать? Стеша именинница, так хотел купить одну вещичку…
— Ты знаешь, нету. Как ездил тогда на такси, так до сих пор выдыхаю. Скоро зарежу подсвинка, пудов на шесть будет, тогда разбогатею. А сейчас… Хотя обожди… У Нечипора есть… Есть у Нечипора…
— Не одолжит мне никто.
— Ты ж, слава богу, не среди волков живешь. — Михей решительно взял Поликарпа под руку, и они вдвоем направились к недалекой Нечипоровой хате. Возле ворот остановились. — Я сейчас…
Поликарп будто ждет приговора, напряженно смотрит на дверь хаты, куда зашел Михей. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге встал Юхим, сын Нечипора.
— Дядько Поликарп, — позвал он, — заходите в хату.
Впервые после возвращения в Сосенку его пригласили в чужую хату. Еще на подворье Поликарп снял шапку и только тогда переступил порог.
Когда Поликарп зашел в горницу, Мария смахнула фартуком с табуретки невидимую пыль и пригласила:
— Садитесь.
— Денег можно одолжить, — сказал Нечипор, когда Поликарп присел на краешек табуретки. — Дай-ка, Маруся. Раз такое дело… Сколько это ей?
— Семнадцать! — выпалил Юхим.
— Что-то ты чужие года считаешь, — усмехнулся отец.
— Семнадцать и есть, — подтвердил, пряча деньги, Поликарп. — Спасибо…
— Не за что.
Поликарп пришел домой, достал все свои сбережения и направился в кооперацию. Люди с удивлением переглядывались, когда он отсчитывал деньги, а затем взял часы в красненькой коробочке. Коробочка переходила из рук в руки.