— Отвез Платона? — Это подошла Галя.
— Отвез.
— Когда свадьба, не сказал? — с подчеркнутым безразличием спросила Стешка.
— Как привезет невесту, — ответила за Юхима Галя, накидывая на голову платок. — Девчата, кто домой?
На крыльце Галина задержалась: ожидала, что к ней подойдет Дмитро, но тот вертелся возле Стешки. Галя видела, как Максим прикрыл своим кожухом Софию, как Петро догонял Олю; от этого чужого счастья у нее защемило сердце.
Стешка вышла на улицу с Дмитром. Возле калитки стояла Светлана и с надеждой спрашивала:
— Кому со мной по дороге?
Но Дмитро притворился, что не слышит. Он шел рядом со Стешкой, заложив руки в карманы своего кожаного пальто, и рассказывал анекдот. Юхим, надвинув шапку на самые глаза, молча плелся за ними. Возле криницы Стешка остановилась.
— Доброй ночи, — сказала Дмитру, — я сама дойду.
— Я провожу, Стешка.
— А я не боюсь. — Стешка помахала ему рукавичкой и ускорила шаг.
— Подумаешь, — сплюнул сквозь зубы Дмитро и возвратился назад.
Он догнал Галю возле самой хаты.
— Почему ты не обождала, Галя? — Расставив руки, Дмитро остановил девушку.
— А почему это я должна тебя ждать? — Галя обошла его и встала на порог.
— Я тебя целую неделю не видел…
— Не большая беда. — Галя открыла дверь в сени. — Иди куда шел.
— Я к тебе шел…
— Что, Стешка выгнала?
— Очень она мне нужна. — Дмитро зашел в сени. — Сама подозвала… Ты не сердись, Галя. В хату приглашай, что ли?
— Уходи отсюда.
— Да ты что? — Дмитро взял Галю за руки и притянул к себе.
— Пусти! — упиралась Галя; едкий запах мокрой кожи был сейчас особенно противным.
— Идем в хату, Галя… Я к тебе пришел…
В сени вдруг выбежал Васько — в коротких белых штанишках, босой.
— Пустите ее! — испуганно закричал он.
Галина схватила Васька на руки и, как маленького, понесла в хату, а потом вернулась в сени и закрыла двери на крючок.
— Чего он к тебе лез? — дрожа от холода, спросил Васько.
— Спи, Вася.
— Я ему дам, ты мне только скажи!..
— Хорошо, Вася.
— Тебя никто не будет обижать, пусть только я вырасту…
Сквозь сон Галина услышала, как кто-то ходил по подворью. Встала, подошла к окну. Неужели Дмитро? Нет. Шаги тяжелые, медлительные. Кто? Что-то положил под дверью. Высокий, в коротком кожухе. Сердце готово выскочить от страха. Что нужно этому человеку? Опять что-то несет… Глаза привыкли к темноте, и Галя узнала: это Поликарп Чугай. Неужели хочет хату поджечь? Нет. Как она могла подумать такое? Носит дрова… Да, да. Вот опять положил охапку. Тихо кладет, чтобы не разбудить. Спасибо вам, дядько Поликарп…
А Поликарп все носил и носил тяжелые скрюченные поленья, обмерзшие и скользкие. Еще три дня назад этот огромнейший пень, впившись узловатыми корнями в землю, пугал Поликарпа своим мертвым окаменелым величием. Это был, наверное, столетний клен. Когда-то он возвышался на опушке, гордый и могучий. Пень, наверное, до сих пор помнил, как хищно звенела пила, впиваясь в него, и как тяжело упал ствол и под ним загудела земля. Пень остался одиноким, порос от тоски зеленым мхом и начал гнить. И вот пришел человек с ломом, топором и лопатой. Пень цеплялся за землю каждым своим корнем, но наконец сдался. Он не сможет никогда стать ни мостком, ни высокой дверью, ни широким столом. Он мог еще только сгореть. Лучше вспыхнуть огнем, обогреть своей смертью людей и развеяться в высоком небе дымом, чем струхляветь в земле и расстелиться прахом под ногами.
…Стешка легко перескочила через перелаз к себе на подворье и обернулась к Юхиму:
— Что ты ходишь за мной?
— Поговорить хотел…
— Говори.
— Понимаешь, Стеша, я все время думаю о тебе…
— И что надумал?
— Люблю тебя, Стешка.
— Вот горемычный… А я-то думаю: почему так похудел? Оказывается, от любви сохнешь.
— Все шутишь? — вздохнул Юхим.
— Не верю я, что ты меня любишь… Никому не верю…
— И мне? Но я могу все сделать для тебя…
— Что? Стульчик мне смастеришь или воды принесешь? Вот умри, тогда поверю.
— Как — умри? Насовсем?
— Если боишься умереть, то хоть прыгни с силосной башни вниз головой.
— Зачем это я должен прыгать?
— Чтобы хоть чем-нибудь не быть похожим на других… Разве ты поехал бы так, как он… в метель и… на снегу написал имя. — Стешка зачем-то сорвала с головы платок и, даже не не простившись, пошла в хату.
«Кто он? Какое имя? — не мог сообразить Юхим. — А-а, о Платоне. Вспомнил…» Он тоже пошел бы к ней сквозь метель… А сейчас напишет ее имя.