Вот она какая, жизнь, Платон! Разбиваются о нее мечты и рождаются новые. С годами мечты опускаются с высот все ниже к земле, по которой ты сделал свои первые шаги и сделаешь последние. Даже если ты взлетел на ракете в космическое безбрежье, то и там ты не сможешь представить себя без своей земли.
Земля для Платона сейчас не сферическое небесное тело. Он думает, что она начинается для него здесь, за порогом. Планета начинается за селом. Эту сосенскую планету пахали и засевали прадеды и деды… Мать сеяла огурцы, цветы и водила по ней тракторы… После войны однорукий отец ходил за плугом… Теперь ты пришел на эту планету.
Ты отбегал свое детство по стерне, отсидел его возле ночных костров и пастбищ, сбивал утренние росы с трав. Тебе пела мать, тебе пели соловьи и куковала кукушка долгие лета. Ты впервые познал здесь мир, радость, горе. И любовь.
Какая у тебя бедная душа! Тебе уже не нравится твоя Сосенка? Ты уже привык к асфальтированным улицам? Ты уже сидел в ресторанах и знаешь, сколько бывает звездочек на коньяках.
Ты хотел носить серый костюм и жилетку? Какой молодой, а уже профессор!
Тебе темно в Сосенке? Засвети!
Тебе тоскливо? Одному никогда тебе не будет весело!
Тут унижают твое человеческое достоинство? Не позволяй этого никому!
Ты влюблен? Люби! Нет, любовь не станет крепче, если ты будешь сидеть возле торшеров и будешь лежать после ванны на тахте… Нет!
«…В партийную организацию села Сосенка
от Гайворона Платона Андреевича
Прошу принять меня кандидатом в члены КПСС. Хочу отдать все свои силы народу».
За окном рождался новый день. Новый день Платона.
Макар Подогретый, а еще больше Коляда были удивлены, увидев, что возле сельсовета перед началом партийного собрания собралось столько людей.
— Я считаю, — сказал Нечипор Сноп, — что собрание надо провести в клубе. Здесь тесно.
— А зачем это они сошлись?
— Да интересно ж, как будут принимать в партию молодежь, — сказал Олег Дынька.
Пришлось перейти в клуб. Подогретый открыл собрание.
— На повестке дня один вопрос: прием кандидатами в члены партии Платона Гайворона и Максима Мазура.
Подогретый прочитал заявление Платона и анкетные данные.
— Какие у кого будут вопросы?
— У меня есть, — послышалось из угла, — что будет делать Платон, если вступит в партию? На какую должность метит?
— Кто это спрашивает? — Подогретый постучал карандашом по графину.
— Это Савка Чемерис вопросы кидает, — послышалось из угла.
— Именно я, — поднялся Савва Чемерис в заплатанном кожушке. — Лично интересуюсь.
Платон встал перед людьми.
— Я, дядько Савва, мечу на самую высокую должность.
— О! Этот хоть не прячется! — засмеялся Чемерис.
— Я буду, — продолжал Платон, — колхозником… Трактористом.
В зале засмеялись.
— Ну и Платон!
— Что, Савка, схватил?
— Я спросил, — поясняет Савва, — потому что до сего времени у нас было так: если образованный вступает лично в партию, то сейчас же идет или в кладовщики, или в учетчики, или в продавцы… А если очень образованный, то и в селе не удержишь…
— Вы не по сути говорите, — недовольно заметил Коляда.
— Да оно в этом и суть.
— Кто за то, чтобы принять кандидатом в члены партии Гайворона, прошу поднять руки. Так, дядько Савва, вас это не касается, опустите руку. Дядько Кожухарь и вы не имеете права.
Теперь настала очередь Максима Мазура. Он стоял возле стола раскрасневшийся и взволнованный. Макар Подогретый зачитал заявление и анкету.
— Пусть расскажет биографию! — крикнул кто-то из зала.
— Рассказывай, Максим, — сказал Подогретый.
— Я родился, — Максим откашлялся, — в семье кузнеца…
— Знаем!
— И деда твоего знаем! Я лично знал.
— Товарищи, тише!
— Закончил десять классов и стал трактористом. Больше биографии нету.
— Вопросы есть к товарищу Максиму Мазуру?
— Хай расскажет, как он козу на хате Надьки Самойленковой привязывал!
Зал взорвался хохотом.
— Я больше не буду, — тихо пообещал Максим.
— Кто скажет слово о Мазуре? — Подогретый вел собрание по всем правилам.
— Принимай!
— Я скажу, — подал голос Выгон. — Все мы знаем Мирона Мазура…
— Знаем! — откликнулся зал.
— Все мы знали Андрея Гайворона и нашу Дарину. Кто же они? Хлеборобы и солдаты. Они стояли насмерть за нашу землю и, можно сказать, за весь народ. Дарина и Андрей Гайвороны столько того поля засеяли! И после себя оставили добро… Добро и детей… Старший из них расправляет крылья… Пусть идет в партию: там должны быть самые лучшие… В этот день я не хочу говорить о тех, у кого мелкие души, кто вступил в партию и думает только о собственной шкуре и брюхе. Я верю Платону и верю Максиму. Спасибо тебе, Мирон, за сына. Он не опозорит твоего кузнецкого рода. Я, — Выгон обратился к Савве Чемерису, — видел Максима не тогда, когда он тянул козу на хату, он бы и корову мог втащить; я три года видел его в тракторной бригаде, когда у него от пота сорочка перепревала на плечах… На этом я кончаю, потому что надо идти на пост…