После собрания Коляда очень тепло поздравил Максима и Платона:
— Теперь, я надеюсь, у меня будет крепкая опора.
— Орлы! — подошел к ним и Подогретый. — Держитесь, хлопцы! У меня дисциплина! Сказал — умри, а сделай. Вот так.
На улице к Максиму подбежала София:
— Я так боялась за тебя, Максим…
— Глупенькая…
— Максим, а теперь тебе можно ходить… ну, на посиделки… Не в клуб, а так?..
— Можно, София, сегодня к Стешке пойдем…
…После собрания Юхим пригласил Платона к себе на ужин:
— Приходи, Платон, я хочу с тобой поговорить.
— Накормлю Васька и зайду, — пообещал Платон.
Платон еще издали увидел Стешку и Дмитра Кутня. Они вышли из кооперации и остановились на ступеньках. Хочешь или нет, а надо пройти мимо. А почему, собственно, он должен бояться встречи с ней? Ей очень идет эта коротенькая шубейка… А юбка какая узкая — штурмует мода Сосенку… До чего ж у нее стройные ноги… Почему она так смеется?
— Добрый вечер, — тихо сказал Платон и прошел мимо.
— Добрый вечер, — услышал он голос Дмитра.
Стешка не ответила…
17
Зайдя в контору колхоза, Михей Кожухарь отдал Горобцу газеты и примостился возле стола, чтобы покурить да переброситься с бухгалтером словом-другим. Кто-кто, а Леонтий Гнатович Горобец многое знает, и если попадешь к нему под настроение, то наслушаешься. А чтобы у Горобца настроение было хорошее, надо сначала похвалить его Христину.
Михей так и поступил.
— Видел я вчера твою жинку, — сказал он и прищелкнул языком, — такая молодица стала! Личико белое, брови черные, идет, точно пава… За хорошим мужем и жена молодеет…
Леонтий Гнатович улыбнулся, но промолчал, не отрываясь от бумаг… Тогда Михей сделал второй заход:
— А как ты считаешь, Леонтий, куда повернется дело с Чомбой?
Леонтий Гнатович отодвинул разные бумажки, счеты и тоном радиокомментатора начал:
— Проблема этой страны, которую раздирают не только внутренние противоречия, но и международные силы реакции, очень сложная. Последние известия, которые приходят из Леопольдвиля, ярко свидетельствуют о том, как далеко зашли…
Михея Кожухаря сейчас больше всего интересовало, есть ли деньги на счету колхоза и зачем ездил вчера Коляда в район. Но он внимательно слушал, ибо, если перебить в такую минуту Горобца, значит, потерять все шансы узнать о новостях.
Горобец, назвав добрых два десятка фамилий, правильно выговорить которые для Михея почти невозможно, сделал глубокомысленный вывод:
— Будущее покажет, к чему приведет жонглерская политика некоторых заморских дипломатов.
— Спасибо, — поблагодарил Михей, — теперь понятно, а то как в темени ходил… Мудрый ты человек, Леонтий… Тебе бы в дипломаты… а приходится сидеть с этими счетами… А есть у нас что-нибудь на счету?
— Нечем похвалиться, Михей. Финансовая картина остается грустной…
— И дояркам не заплатите за трудодни?
— К сожалению, нет.
— А Коляда обещал.
— Переживаем трудности… Семян надо купить, минеральные удобрения…
— А я думал, Коляда вчера договорился в районе, чтоб нам подбросили грошей. — Михей уже вел глубокую разведку.
— Да он там и рта не раскрыл.
В конторе появился Коляда.
— Зайди-ка, агитатор, ко мне, — позвал он Михея.
Коляда уселся в кресло и достал из стола свою драгоценную папку.
— Ты знаешь, что здесь лежит?
— Знаю. Начинания и фотографии… Вы же всем на собрании показывали.
— Так я для тебя авторитет или затычка? — поставил Коляда вопрос ребром.
— Какая же вы затычка, Семен Федорович, когда вы у нас второй человек на селе?
— Почему второй? — не понял Коляда.
— Потому что по закону первый Подогретый, он председатель сельсовета, а вы…
— Ты мне демагогию здесь не разводи! Расскажи лучше, что обо мне людям говоришь!
— А я что, записываю?