Эти слова особенно повлияли на Олега, так как свою должность он любил больше всего, кроме, конечно, Марийки Багряной, на которой собирался жениться.
— Ладно, — сказал Олег и, исполненный решимости, пошел в мастерскую к отцу.
Никодим Дынька не чаял души в своем единственном сыне. Еще бы! Сын — секретарь сельсовета. Это была высота, какой еще никто не достигал в славном роду Никодима Дыньки. Но ни гордости своей, ни любви к сыну Никодим ничем не выказывал — стыдился. Единственное, что разрешал он себе, — это достать из ящика протоколы, которые Олег приносил домой для переписки, показать их соседям.
— Оце так пишет! — Глаза Никодима сияли. — Видите? Рядочки как шнурочки, и каждая буква свой фасон имеет… Вот возьми букву «П». Две закорючки и перекладинка. А вы посмотрите, как он завернул!
Самый торжественный и самый страшный день для Никодима был день выборов депутатов сельсовета. Все же голосовали за его сына тайно. А что, если вычеркнут? Может, кому не угодил или слово грубое сказал?
Задолго до выборов Дынька становился таким добрым, хоть к болячке его прикладывай. Не то что зла никому не делал, но грубого слова не слыхали от него. Выборы в сельсовет чудодейственно влияли и на Теклю, мать Олега, хотя для нее было настоящей мукой прожить день и ни с кем не поссориться. Текля во время предвыборной кампании становилась ангелом во плоти. Она мирилась с соседями, божилась, крестилась и проклинала себя на чем белый свет стоит за то, что кого-то когда-то обидела.
— Чтоб я, сестра, до воскресенья не дожила, чтоб я внуков не дождалась, чтобы моя корова доиться перестала, если слово плохое скажу… Пусть меня гром среди поля ударит, если я кому зла желаю…
После таких заверений сердца соседей размягчались, и Текля уже с меньшим страхом ожидала результатов голосования.
На избирательный участок они приходили с Никодимом первыми. Никодим заглядывал в кабину, убеждался, что в бюллетене имя сына напечатано правильно, брал карандаш и каждый раз писал лозунг: «Да здравствует блок коммунистов и беспартийных!» — и только тогда опускал бюллетень в урну.
Дынька целый день толкался на избирательном участке, наблюдал, кто заходит в кабину. Олег уже дважды баллотировался в депутаты и всегда избирался единогласно. А Никодим Дынька был на седьмом небе.
Именно на этих высокопатриотических чувствах отца решил сегодня сыграть Олег. И почему раньше не пришла ему эта мысль? Олег знал: если бы мать не устроила ту страшную сцену во время жатвы, Поликарпу жилось бы легче.
Никодим Дынька удивился, увидев сына в мастерской; сюда он приходил разве что с комиссиями по проверке готовности к весне.
— Тату, — без вступления начал Олег, подбирая слова посерьезнее и позаковыристее, — вчера вы еще раз подорвали мою репутацию и авторитет…
— Нет, нет, сынок, я ничего не подрывал… Как встал, так сразу и пошел в клуб, — смахивая с фартука стружки, сказал Никодим.
— В клубе и подорвали…
— Что случилось? Может, мать подорвала, а я нет.
— Зачем вы прогнали Чугая?
— Тю, — облегченно вздохнул Дынька, — я подумал бог знает что… Прогнал потому, что не хочу с ним одно бревно тесать…
— Видите, из-за вас и мне придется подавать в отставку.
— Что? — Тут уж Никодиму не до шуток. — Как в отставку? По какому закону?
— Все говорят, что вы с мамой нарушаете моральный кодекс, а я смотрю на это сквозь пальцы.
Никодим Дынька вспомнил большой плакат о моральном кодексе, который видел в сельсовете, и задумался.
— Я, сын, будто и не нарушаю… Мать больше, — сказал после паузы Никодим, боясь взять на себя вину за будущие неприятности сына.
— Если хотите мне добра, то идите с мамой к Поликарпу и помиритесь.
— Хм, может, пусть мать сама пойдет? — нерешительно предложил Дынька.
— Нет, вдвоем. Сегодня же. А то мой авторитет на волоске держится, а я еще и… жениться хочу.
Неизвестно, что делал бы другой в такой ситуации, но Никодим Дынька еле дождался вечера, чтобы не дать оборваться тому самому волоску, на котором болтался сегодня авторитет сына…
Разговор с сыном Никодим Дынька передал ошарашенной Текле, но намного доходчивее и убедительнее:
— Если мы не помиримся с Поликарпом Чугаем, то нашего Олега сбросят с депутатов как нарушителя Конституции и всех законов…
У Текли на губах присохло несколько десятков проклятий, и она словно подкошенная села на лавку. Никодим, зная свою супругу, воспользовался этой неожиданной тишиной для новой атаки за доброе имя сына:
— Гайворон может собрать всю партийную организацию, и это дойдет до района или до Киева. Напишут об Олеге в газету, и его не только до сельсовета, но и до загса не допустят. Какой же из него депутат, если его родители каждый день нарушают законы?