— Не надо мне такого брата, не надо! — крикнул Васько и заплакал.
Эти слова будто оттолкнули Платона, и он, обмякнув, сел на кровать. Васько выбежал из хаты.
Платон ждал Васька допоздна, но тот не появлялся. Где он мог быть? У Снопа или у Мазура? Может, к Ивану Лисняку подался? Надо идти искать. Платон надел фуфайку и вышел на подворье. Двери в сарае были полуоткрыты. Ступил через порог и зажег спичку: на сухой картофельной ботве, свернувшись калачиком, спал Васько.
Платон поднял брата и понес в хату. Васько проснулся, но не вырывался из рук.
— Что же ты, Вася, не пришел в хату? Нам с тобой нельзя ссориться… Нельзя… — тихо говорил Платон.
— Я не буду больше удирать, только ты не продавай хату. Не будешь? И дядько Нечипор говорит, что не надо.
— А где ты его видел?
— Я возле тракторов был… Дед Выгон угощал меня печеной картошкой.
— Спи, Вася, спи.
Платон зашел в свою комнату. На столе лежало недописанное письмо Наташе. Прочитал его и порвал. Что он может написать ей, когда уже все написано и сказано? Взгляд остановился на Стешкином платке, который лежал на топчане. Платон смотрел на фотографию Наталки и стал вспоминать ночь в ветряке, горячие Стешкины губы, ее слова…
Кто-то постучал в окно. Может, Стешка? Сердце Платона тревожно забилось. Лучше бы она не приходила…
Нет, не Стешка. В хату зашли Нечипор Сноп и Мазур.
— Ну что, развалил ферму? — засмеялся Мазур.
— Коляда хотел из колхоза исключить, — ответил Платон, неся гостям стулья. — Садитесь.
— Мы с Мироном пришли спросить тебя, — начал Сноп. — Хату, говорят, продаешь?
— Купить хотите? — На переносице Платона сошлись брови.
— Денег у нас таких нет. Значит, опять в город подаешься?
— Может, и подамся, Нечипор Иванович.
— Вольному воля. — Мазур закурил. — Это как же ты, от оскорбления или что другое на перемену тянет?
— Вы только не подумайте, что я агрономом хотел стать. Это Коляда…
— А если и хотел, так что? Тебя учили, тебе и работать… Агроному у нас тяжелее в сто раз, чем мне в кузне молотом бухать, — сказал Мазур.
— Волочить бороны в Сосенке есть кому и без меня, Мирон Николаевич. Я не хочу выслушивать оскорбления, даже если они идут от самого Бунчука. Разве неправду я ему говорил? А мне платформу какую-то подшивают! — В руках Платона затрещала коробка спичек. — Бунчуку надо выполнять план, больше он ничего не желает знать. Я не хочу обкрадывать эту землю и…
— А я, значит, должен обкрадывать? — горько усмехнулся Сноп.
— Я не хочу видеть неправду.
— Так сделай, чтоб была правда. — Нечипор Иванович закашлялся и замолк.
— Мы тебя не удержим, это понятно, — Мазур опустил голову на руки, — ты и в городе проживешь, может, станешь ученым, профессором и Сосенку забудешь и нас… И просить тебя, Платон, не будем. Езжай… Только знай, что ты и меня, и Нечипора, и всех уже обокрал…
— Я? — вспыхнул Платон.
— Ты, — ответил Мазур. — Когда мы с Нечипором писали тебе рекомендацию в партию, я за тебя больше радовался, чем за своего Максима. Он у меня хоть и кованый, но еще закалки не прошел… Вот, думаем, будет нам опора. Знали мы с Нечипором, и Иван Лисняк знал, что не пойдете в кладовщики, не будете искать легкой и выгодной для живота работы, пот свой прольете на земле… Но вышло не так. Ошиблись… Извини за эти слова, Платон, но я никогда не кривил душой.
— Идем, Мирон, — поднялся Нечипор. — А ты, Платон, езжай, Сосенка уже многих вот таких чистеньких правдолюбцев проводила в свет… И живет…
Платон не вышел провожать Нечипора и Мазура. Сидел в тяжкой задуме. Надо решать, надо раз и навсегда положить конец сомнениям, терзающим душу. Можно высокими и пустыми словами оправдаться перед людьми, но не перед собой. Думай, думай, Платон.
Кротко смотрит со стены старый и небритый однорукий отец… Разговаривает мать с Пашей Ангелиной… Усмехается с фотографии Наташа… Так и не пришла Стешка за платком… Наверное, сидит сейчас с Кутнем… Целуется… А тебе что? Что тебе?
Если он уедет, то уж никогда не вернется сюда… Умрут Сноп, Мазур… Родятся новые люди… и никто никогда не вспомнит о Платоне Гайвороне… Люди помнят тех, кто делал им добро…
23
Ольга Аркадьевна подыскала для Платона квартиру на Пятничанах — в пригороде Винницы. Наташа побывала там, осмотрела комнатку, небольшую кухоньку и осталась довольна. Домишко стоит на берегу Буга. Сейчас, когда речка разлилась, вода подступила к самому садку. Маленький челнок-душегубка, привязанный к яблоне, покачивается на волнах. Вдоль берега на огородах лежат серые льдины, оставленные рекой. Оторванные от родной стихии, они теперь чахли с горя под солнцем и ветром.