— Нет, он еще умеет кол затесать, — уточнил Михей, но место Дыньке уступил.
После долгих пререканий антенну наконец закрепили на крыше, и Максим сквозь потолок протянул в хату шнур.
Наталка проснулась, и Васько, показав на черную сверкающую проволоку, которая свисала с потолка, доложил:
— Уже поставили антенну. Максим спрашивает, можно ли зайти в комнату.
— Пусть заходят, я сейчас поднимусь. Сколько им надо грошей, Вася?
— Грошей ни за что не возьмут, — Васько наклонился к Наталке. — Пол-литра надо поставить. Я сбегаю к Меланке.
— А может, лучше деньгами? — колебалась Наталка.
— Нет, — возразил Васько, — у нас если кто что сделает для кого, то ставят пол-литра.
Васько убежал. Наталка поднялась с кровати и, чуть пошатываясь, вышла из комнаты.
— Заходите, Максим, — пригласила она.
Вслед за Максимом в комнату вошла вся добровольная бригада энтузиастов телевидения. Наталка, готовя ужин, слышала, как они спорили, где должен стоять телевизор. Никодим Дынька зачем-то решил, что ему место посреди хаты на столе. Савка прислонил телевизор к стенке, а Михей уверял, что надо поставить в красном углу. Дынька обозвал всех недоумками-невеждами, демонстративно плюнул и сел на порог: мол, делайте что хотите.
— Я этих телевизоров за свою жизнь штук… двадцать лично поставил, — заявил Савка, прибивая изоляторы.
Такую неправду Никодим не мог стерпеть.
— Бо-о-о-же, — с мольбой обратился он ко всевышнему, — ты слышишь, что это Савка мелет?
— А может, и двадцать пять, — спокойно уточнил Чемерис.
Максим рассмеялся, а Кожухарь подтвердил:
— Савка все может.
— Да ты ж эту машинерию сроду не видел. Ты зуб в борону не способен вставить! — кричал Дынька.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, а я в Косополье все телевизоры поставил. Даже прокурор приезжал и просил. Михей слышал. — Свои слова Савка сопровождал уверенным постукиванием молотка.
Кожухарь тут же подтвердил, что собственными ушами слышал, как прокурор слезно просил Савку приехать и установить телевизор.
— Оба вы брехуны, каких еще свет не видел.
Эта характеристика никак не повлияла на Савку и Михея. Они переглянулись и, ссылаясь на авторитет Данилы Выгона, который только что вошел в комнату, ошарашили Дыньку еще одним сообщением.
— Посмотрите на этого темного человека, — сказал Михей Кожухарь Выгону, тыча пальцем в грудь Никодима, — он не верит, что Савка знает все телевизоры, как телегу. Дело хозяйское. А ну-ка расскажи ему, Данила, кто придумал двуствольное ружжо…
Кожухарь подморгнул Выгону, и тот ответил:
— Как кто? Савка Чемерис… Ему еще и палец оторвало, когда первый раз стрельнул из двух стволов.
Савка показал Никодиму левую руку без мизинца и пообещал:
— После жатвы я еще и с тремя стволами ружжо сделаю.
— Да все ж знают, что тебе палец соломорезкой отхватило! — отстаивал Дынька святую правду.
— Нет, — таинственно прошептал Кожухарь, — то нарочно был пущен такой слух, чтобы Савку не украли немецкие шпионы… Как ты думаешь, где Савка перед войной два года пропадал?
— Хе-хе, — запрыгали худые плечи Дыньки, — кожи выделывал в Бердичеве на заводе.
— Что с ним говорить, — безнадежно махнул рукой Михей, — не в Бердичеве, а в засекреченном месте сидел Савка, а чем занимался — не скажу, это дело военное…
— Ну вас к бесу, — не выдержал Дынька, — если я еще чуток послушаю, то и поверю, что Савка генералом был на войне.
— Генералом не генералом, а полковником был… В кавалерии. — Новая волна фантазии оторвала Савку от бренной земли, и он уже видел себя на лихом коне, с саблей в руке…
Васько и Тимко, придерживая руками черные пол-литровые бутылки, которые предательски выглядывали из-за пазух, трусцой бежали улицей и всех, кого только встречали, приглашали смотреть телевизор. Взрослые благодарили, обещали прийти, как управятся по хозяйству, а маленькие граждане Сосенки, забыв обо всем на свете, сразу присоединялись к Васькову эскорту в лице Тимка. Так они и вбежали голосистой толпой на подворье и, подчиняясь властному жесту Алика Козы, исчезли в садку.
— Сидите, пока не позову, и ни звука! — приказал Тимко и на правах Васькова ординарца вошел в хату.
Наталка приготовила ужин и пригласила мастеровых к столу.
— Еще дело не сделано, пусть уж потом, — ответил за всех Михей.
— Я на дворе посижу, позовите, — Наталка взяла большой платок, который висел на гвоздике за шкафом, и вышла к перелазу.
Наталку лихорадило. Так было всегда после приступа. Но она вышла во двор. Дома ее бы уложили на несколько дней в постель, приходили бы врачи, суетилась бы мама… Хорошо, что приступ был легкий и что она поднялась… Надо попросить Васька и Максима, чтоб они не рассказывали Платону. За ночь она отдохнет, и все будет хорошо. Утром вернется с поля Платон… Она развеет все его сомнения. Его и свои…