Благодаря своей деятельности Евмел прославился как филэллин и достиг больших успехов в управлении государством. Очевидно, чтобы не оставить по себе дурную память, он старался своими последующими действиями сгладить вину за убийства братьев и оправдать себя в глазах всех греков. К сожалению, Диодор, говоря о завоевании Евмелом многих варварских земель и его планах покорения всех племен, обитавших вокруг Понта, не привел их названия. Поэтому никто не может точно сказать, кого же из варваров он включил в свое государство. В отличие от Левкона и Перисада, ни в одной посвятительной надписи его титулатура не значится. Вообще, в эпиграфических памятниках Боспора его имя как правителя почти не упоминается. Судя по всему все боспорские святилища этим самым выражали немой протест против правителя-убийцы.
Не исключено, что поскольку скифы выступили на стороне старших братьев и спасли сына Сатира, Которого Евмел также собирался убить, в его планах, наряду с покорением припонтийских варваров, стояли и скифы. К концу IV в. до н. э. они уже были значительно ослаблены. И немалую роль в этом ослаблении сыграли боспорские цари и междоусобная война между ними. Вполне вероятно, что, укрепившись на Боспоре, Евмел воевал и со скифами с целью присоединить их к Боспорскому государству. При нем оно в наибольшей степени соответствовало эллино-варварской державе эллинистического типа, в которой армия состояла из наемников и существовал культ Перисада. Тем не менее Боспор все же не стал эллинистической монархией в полном значении этого слова. Евмел вынужден был считаться с гражданами городов, для которых он был архонтом. Пантикапей по-прежнему выпускал монеты с головой Сатира, Аполлона и разнообразной культовой символикой. Феодосия сохраняла особенный статус и держалась обособленно от внутренней политики Евмела.
Если Евмел в своей деятельности использовал богатства, накопленные его предками, и в основном за их счет вел войны и покорял новые народы, то, судя по тому, как после его смерти начался спад экономики и территориальное уменьшение Боспорского государства, своему сыну Спартоку III он не оставил в наследство того, что получил сам. Фактически, несмотря на то, что Боспор при Евмеле процветал, именно этот правитель, ввергнувший страну в кровавую войну, поставил ее перед порогом кризисов и экономических трудностей.
Монета с изображением Сатира и головы быка с рыбой. IV-III вв. до н. э.
От Спартака III до Перисада V
Последующие правители Боспора унаследовали многое от своих предков, но не сумели приумножить свои богатства. В античной литературной традиции о них сохранилось крайне мало сведений, а некоторым из них даже не нашлось в ней места. Чем больше старела династия Спартокидов, тем слабее проявляли себя династы и тем меньше они становились известными среди греков Понта и Средиземноморья.
Находясь у власти двадцать лет, сын Евмела Спарток III, скорее всего, потерял кое-что из того, что было завоевано и создано его дедом и отцом. В отличие от Перисада, он именуется в посвятительных надписях по-разному: архонтом Спартаком, сыном Евмела, архонтом и царем Спартоком, сыном Евмела. Во всех случаях выдержана греческая традиция ставить возле имени правителя имя его отца. Если при Евмеле эпонимия была нарушена, то его сын возобновил установленные ранними Спартокидами правила. Нам неизвестно, являлся ли Спарток архонтом Феодосии и какие именно варварские племена все еще входили в Боспорское царство, по отношению к которым его называли царем.
Самое интересное, пожалуй, заключается в том, что в афинском декрете 288 г. до н. э., в отличие от более ранних документов, где Спартокиды именовались архонтами или их титулатура вовсе не указывалась, Спарток III назван царем. Из этого следует, что он предпочитал именно этот титул и его мало заботило отношение к этому в Афинах. Он продолжал торговлю с Афинами, однако она не приносила уже таких колоссальных доходов, как это было в IV в. до н. э. Не только Боспор потерял свое могущество и огромный хлебный рынок, но и Афины уже не имели в античном мире былого политического и экономического влияния.
После освобождения этого некогда цветущего полиса из-под кратковременной власти македонца Деметрия Полиоркета афиняне обратились с просьбой к Спартоку III предоставить им продовольственную помощь. В почетном декрете, вынесенном на Народном собрании в его честь, указывалось, что «Спарток, узнав от прибывшего посольства, что народ возвратил себе город, радовался вместе счастью народа и преподнес в дар 15 тыс. медимнов хлеба, также обещал и в будущем делать услуги афинскому демосу насколько это будет возможно». Как всегда в таких случаях, Спарток был увенчан золотым венком. Две бронзовые статуи царя установили рядом с памятниками его предков в Афинах на акрополе и агоре. Афины также обещали помогать Боспору «всеми силами и на суше, и на море» в случае нападения врагов. Отсутствие каких-либо документов о дальнейшем развитии боспоро-афинских контактов, по всей видимости, свидетельствует о том, что по сути после хлебной помощи освобожденным Афинам они значительно сократились. У Спартока не было возможности вывозить туда такое большое количество хлеба, какое экспортировали Левкон и Перисад.