Внезапно скрежет и свист стихли. Вихрь так же, как и надвинулся, поспешно удалился к западу.
Не понимая, что случилось, Тоня вытерла слезы и с удивлением смотрела на каштан.
Яркозеленые, местами тронутые желтизной листья замерли под лучами неяркого солнца. Подрубленная макушка свалилась на землю, и вековое дерево казалось теперь молодым, обновленным. Вся земля вокруг толстого, изрябленного ствола была усеяна пожелтевшей листвой. Сквозь нее янтарными самородками проглядывали спелые плоды. Настя набрала целую пригоршню прохладных отполированных плодов. С минуту она любовалась ими, потом осторожно нагнулась, разгребла свежую землю на краю окопа и в образовавшуюся канавку высыпала все плоды каштана. Засыпав их, она поднялась и вздохнула:
— Ну что ж, пойдем.
— Пойдем, — согласилась Тоня и в последний раз взглянула на каштан. Легкий ветерок ласково теребил его помолодевшие листья. Тонкие, длинные ветки тихо раскачивались, будто засыпая.
— Машина! — вскрикнула Тоня.
Настя подняла голову. По шоссе, поблескивая на солнце, плавно катился легковой автомобиль. Позади него нырял на выбоинах вездеходик с солдатами.
— Не останавливай, начальство какое-то, — устало проговорила астя, привычным движением поправив ремень и убрав волосы под берет.
— Ну и что? Подвезут, — упрямо возразила Тоня и побежала к дороге.
— Грузовика дождемся, — остановила ее Настя.
Автомобиль приближался. Настя не хотела смотреть на него, но любопытство пересилило, и когда машина поравнялась с ними, заглянула в кабину.
— Командующий генерал армии, — прошептала она.
— Куда направляетесь, девушки? — раскрыв дверцу, спросил генерал.
Настя вытянулась, торопливо шагнула к машине и, приложив руку к берету, отрапортовала:
— Снайперы сержант Прохорова и рядовой Висковатова возвращаются в свою часть.
Тоня смотрела на генерала и ничего, кроме золотого погона с четырьмя большими звездами, не видела. Впервые в жизни так близко встретилась она с генералом. A Настя, к ее удивлению, невозмутимо говорила:
— Это Висковатова Тоня. Снайперскую школу окончила.
— Хорошо. Теперь у вас и напарница будет, — отозвался генерал и протянул руку.
Тоня видела длинные коричневые пальцы и никак не могла понять, зачем он так далеко протягивает руку.
— Здравствуйте, Тоня, — услышала она и поняла, что генерал обращается к ней.
Она поспешно схватила вещевой мешок, но тут же бросила его и подбежала к машине.
— Вот и знакомы. Моя фамилия Алтаев.
Тоня смотрела на генерала и никак не могла поверить, что перед ней тот самый командующий гвардейской армией, о котором рассказывала Настя. Генерал Алтаев представлялся ей высоким, мужественным, с непроницаемым взглядом стальных глаз, громовым голосом и грозным лицом. А сейчас она видела пожилого человека с простым, совсем не строгим лицом и добрыми голубоватыми глазами. Невысокая фигура его с широкими плечами не отличалась ни мужеством, ни грозностью. Только золотые погоны и красивая генеральская фуражка напоминали о его высоком военном звании.
— Ну что ж, садитесь, подвезу, — говорил он хрипловатым баском, — шагать-то вам далековато. Дивизия Чижова к озеру Балатон подошла.
Тоня подхватила мешок и влезла в машину. За ней последовала и Настя. Адъютант командующего, молодой капитан, помог им сесть, и машина помчалась.
Тоня быстро оправилась от смущения и, глядя то на генерала, то на его адъютанта, оживленно заговорила:
— Ох, и натерпелись мы!.. Сначала поездом ехали, пассажирским. От Воронежа до Курска с шиком добрались. А потом в теплушках с зенитчиками до Киева… Гармошка, песни, веселье… А как приехали в Румынию, тут и пошли мученья. То поездом, то матрисой — знаете матрису: два вагончика, такие маленькие, быстрые? — то на грузовиках, а теперь вот — пешком!
Командующий положил левую руку на спинку сиденья и, полуобернувшись, внимательно слушал. Тоня рассказала, как в сорок втором году добровольно пошла в армию, как ей не повезло и пришлось два года просидеть в запасном полку, выполняя обязанности писаря в продовольственной части, как мечтала она научиться хорошо стрелять и пойти на фронт снайпером, как тайком убегала на стрельбище «стрельнуть хоть разочек», как упрашивала начальство разрешить ей заниматься в снайперской команде.
Тоня по взгляду генерала чувствовала, что рассказ заинтересовал его, что он хочет еще слушать.
— А потом, вот знаете, Настя в полк приехала, и мы подружились. Это она помогла мне уехать. Ее у нас в полку все так уважали…
Настя больно ущипнула ее за руку, и Тоня, ойкнув, смолкла.
Генерал едва заметно улыбнулся:
— А не боитесь на фронт ехать?
— Что вы, — вспыхнула Тоня, — ничуть! На учениях настоящими снарядами стреляли, и я не боялась.
— На учениях одно, а на фронте совсем другое, — глубоко вздохнув, ответил командующий и закрыл глаза. Он долго сидел молча, видимо забыв про девушек.
Тоня смотрела на его выбритую до синевы левую щеку и пыталась представить, о чем сейчас думает генерал.
— На фронте тяжело, — не открывая глаз, проговорил Алтаев, — и особенно вам, девушкам.
— А кому сейчас легко-то, товарищ генерал? — вновь торопливо заговорила Тоня. — Четвертый год воюем.
— Да! Четвертый год, — ответил командующий и, резко расправив плечи, осмотрелся по сторонам, — четвертый год!..
Только сейчас Тоня заметила, что на дороге все изменилось. Машина мчалась по шоссе, обгоняя грузовики, повозки, цистерны с горючим.
Все, что двигалось к фронту, напоминало большую праздничную колонну. На радиаторах машин развевались красные флажки. В гривы многих лошадей были вплетены разноцветные ленты. На машинах и повозках сидели солдаты, сержанты, офицеры, большинство в новом обмундировании, с веселыми праздничными лицами, гордо и торжествующе осматриваясь по сторонам. Даже ездовые, всегда отличавшиеся от других солдат неряшливым видом, сейчас преобразились. Они залатали и починили обмундирование, до блеска начистили сапоги.
Настя с первого взгляда заметила перемену и во внешнем виде и в настроении армии, вступившей на чужую землю, и эта перемена радостью отозвалась в ее душе.
Все тяжелое, что накопилось в сознании за последние месяцы, вдруг исчезло, и ей было радостно, весело и бездумно. Размолвка с Николаем казалась мелкой случайностью, и у нее вдруг появилась уверенность в том, что стоит им только встретиться, взглянуть друг на друга, как все станет попрежнему ясным и понятным. Она знала, что Аксенов служит в штабе генерала Алтаева. Командующий к ней относился хорошо. Он несколько раз приветливо разговаривал с ней, дважды вручал ей ордена и, видимо, знал о их взаимоотношениях с Аксеновым, потому что при вручении последнего ордена он, пожав настину руку, улыбнулся и, как показалось Насте, приветливо кивнул Аксенову.
Настей овладело нетерпеливое желание расспросить генерала об Аксенове, узнать, не случилось ли что с ним, но гордость и стремление скрыть свои чувства удерживали ее.
— Ну как, Настя, понравилось в тылу? — неожиданно спросил генерал.
— Да нет, не особенно, — не успев собраться с мыслями, невнятно проговорила девушка.
— Она все время на фронт рвалась, — ответила за подругу Тоня, — у нее, товарищ генерал…
Настя стиснула руку Тони и сурово взглянула на нее.
— …душа фронтовая, — невозмутимо закончила Тоня и рассмеялась. — Как только она после войны жить будет? Наверное, все время в кино будет ходить, где войну показывают.
— А что, фронтовая привычка — очень серьезное чувство, — сказал генерал. — Вот побудете на фронте и на себе испытаете. Фронт, знаете, переделывает людей, всю их психологию перестраивает. A вот и Дунай…
Машина бежала по улице какого-то местечка. Справа и слева почти без промежутков елели дома под красными черепичными крышами. Серые, наглухо закрытые ставни придавали местечку угрюмый, неприветливый вид.
По широкой булыжной мостовой тремя рядами шли автомобили, по обочинам ехали повозки, из переулков выползали тяжелые гусеничные тракторы. Сквозь клубы пыли тускло проглядывал багровый диск солнца.