Горы поднимались все выше и выше. Все дороги и тропы оборвались, и под крылом плыли сплошные, непроходимые нагромождения скал, густо заросшие лесом. Кое-где мелькали прогалины ущелий, хрусталем сверкала вода горных ручьев — и опять бесконечные скалы, зубчатые увалы заиндевелых деревьев.
Справа и слева от гор открылась широкая равнина. Поля уходили на запад, к границам Австрии. Там было пустынно и виднелись только разбросанные по холмам населенные пункты.
К востоку, среди сопок, извивались две широкие шоссейные дороги. Разноцветными пятнами пластались небольшие города и села, вдали, на востоке смутно вырисовывались окраины Будапешта.
Все пространство между горами и Будапештом то там, то здесь вспыхивало дымками взрывов, серело колоннами войск. Там гвардейская армия наносила главный удар, стремясь к берегам Дуная, к границе Чехословакии, навстречу войскам Второго Украинского фронта.
А в Будапеште и в прилегающих к нему районах оборонялись гитлеровцы. Огромным клином врезались советские войска между горами и Будапештом. Столица Венгрии находилась почти в окружении. Оставалась только узкая полоса по дунайскому побережью, соединявшая будапештскую группировку немецко-фашистских войск с тылами гитлеровской армии. Главные силы гвардейской армии спешили к этой полоске, отрезая последние пути будапештской группировке.
Голубенко повел машину на снижение. Горы амфитеатром спускались к безлесной долине. За долиной висел густой туман. Это в зимних испарениях скрывался Дунай. Дальше поверх тумана просматривалась залитая солнцем равнина. Там была Чехословакия.
Внезапно машину резко бросило. Аксенов посмотрел вниз и увидел только ступенчатые отроги гор. Голубенко быстро выровнял машину и что-то крикнул Аксенову.
Теперь отчетливо видно было все дунайское побережье. По узкой полосе равнины, почти у самой реки, тянулись железная и шоссейная дороги. По шоссе на запад двигалась нескончаемая колонна людей, повозок, машин. Аксенов пытался определить, кто это: свои войска или отступающие немцы, но с воздуха и на таком расстоянии точно узнать это было нельзя. Нужно подлететь ближе. Если это свои войска, то хорошо, а если противник? Тогда маленькому самолетику едва ли удастся вернуться на свой аэродром.
Голубенко вопросительно посмотрел на Аксенова. Нужно было решать. Еще несколько минут — и самолет будет над коленной.
Аксенов напряженно всматривался, пытаясь хоть по каким-нибудь признакам распознать, кто движется по дороге. Ни одного отчетливого признака. Внезапно слева, возле населенного пункта, на самом берегу Дуная, один за другим блеснуло несколько взрывов. Аксенов присмотрелся и в лощине возле дороги увидел смутные очертания пушек. Пушки стреляли на запад. Их снаряды рвались на окраине села Шютте. А к этому селу с востока и шла та самая колонна, к которой подлетал самолет.
— Наши! — закричал Аксенов и хлопнул Голубенко рукой по плечу. Голоса не было слышно. Голубенко закивал головой и резко бросил машину вниз. От стремительного снижения захватило дыхание.
Над самой колонной Голубенко выровнял машину и описал большой круг.
Под крылом сверкнули синие волны Дуная. С дороги люди махали руками. Аксенов видел каждого человека. Шли стрелковые подразделения с артиллерией и обозами. Солдаты останавливались и смотрели вверх. В голове небольшой колонны стоял высокий офицер и из-под ладони следил за самолетом.
Аксенов узнал Бахарева и тут же рядом с ним увидел двух девушек. Это, несомненно, были Настя и Тоня. Голубенко опустился еще ниже, и самолет, накренясь вправо, кружил над головами людей. Настя отбежала в сторону от дороги, сорвала ушанку с головы и что есть силы махала ею. Лицо ее — смуглое, обветренное — горело радостным оживлением. По ее порывистым движениям и разгоревшемуся лицу Аксенов понял, что она узнала его и рада этой неожиданной встрече. Аксенов на мгновение потерял самообладание, почти до пояса высунулся из кабины, крича во весь голос:
— Настенька, родная, здравствуй! Здравствуй!
Но рев мотора и свист воздуха заглушали и ее и его слова. Самолет стремительно отделялся, и теперь Аксенов видел только Бахарева. Он стоял без фуражки и так же призывно махал руками Аксенову.
В низине, в стороне от дороги, вспыхнуло короткое пламя и мгновенно вырос клуб белого дыма. Это отрезвило Аксенова. Он встряхнул Голубенко за плечо, приказывая лететь вдоль берега на восток.
По дороге нескончаемо шли автомобили с пушками на прицепе, грузовики, повозки. Все двигалось на запад.
У железнодорожного переезда колонна скрылась в населенном пункте. Километра два на дороге никого не было. Из-за поворота выдвигалась еще одна колонна. Она шла не на запад, а на восток, к городу Естергом. Здесь один за другим на полной скорости двигались танки, на грузовиках сидела мотопехота.
На северном берегу Дуная, против города Естергом стояла плотная толпа людей, виднелись танки, броневики, автомашины. Над Дунаем взлетали ракеты. Аксенов понял, что это подошли войска Второго Украинского фронта. Окружение будапештской группировки немецко-фашистских войск было завершено.
Часть вторая
Последняя неделя 1944 года на фронтах войны ознаменовалась двумя крупными событиями: на советско-германском фронте 25 декабря было замкнуто кольцо окружения вокруг 180-тысячной группировки немецко-фашистских войск в районе Будапешта, а на Западном фронте в этот же день, 25 декабря, приостановилось наступление немцев на запад. Удар советских войск в Венгрии сорвал замыслы гитлеровцев, и они вынуждены были все свободные резервы бросить на Восточный фронт, на подступы к Будапешту. Американские войска получили передышку. Опять против них никто не наступал.
Под Будапештом развернулись ожесточенные бои по сжатию кольца вокруг окруженной группировки, а на Западном фронте развернулись «бои» между… главнокомандующими союзных армий.
И те и другие бои отличались крайне напряженным характером. Под Будапештом войска Второго и Третьего советских Украинских фронтов отбивали яростные контратаки гитлеровцев, неумолимо сжимая огненное кольцо вокруг Будапешта и все дальше и дальше отодвигая внешний фронт окружения. К новому году немецко-фашистская группировка была стиснута непосредственно в черте города Будапешт, а внешний фронт был отодвинут на пятьдесят — сто пятьдесят километров от западной окраины города. Создавались благоприятные условия для полного разгрома окруженной группировки.
«Битву» между союзными главнокомандующими начали генералы, затем к ним присоединились штабные офицеры, и, наконец, в «бой» вступили пресса, «общественное мнение» и радиовещательные компании.
Все началось с того, что командующий американскими войсками Омар Брэдли был глубоко уязвлен решением Эйзенхауэра передать командование двумя американскими армиями английскому фельдмаршалу Монтгомери. Правда, Брэдли, как уверяют американские журналисты, вынес эту пощечину и мужественно продолжал командовать только одной, 3-ей американской армией генерала Паттона. Он присоединился к молитве, посланной Джорджем Паттоном к господу-богу.
«Всемогущий и всемилостивый господь наш, смиренно молим тебя, чтобы ты, по великой благости своей, остановил проливные дожди, от которых мы претерпеваем. Даруй нам хорошую погоду для битвы. Милостиво внемли нам, воинам, взывающим к тебе, дабы, вооруженные твоей мощью, мы могли идти от победы к победе, сокрушать жестокость и злобу врагов наших и утвердить твой правый суд среди людей и народов. Аминь».
Господь-бог расщедрился и в неположенное время года отпустил четыре дня летной погоды. Американская авиация поднялась в воздух и обрушилась на немецкие дивизии в Арденнах. Доблестный генерал Паттон бросил свои войска в контратаку. День шли контратаки, второй, третий, а линия фронта в Арденнах упорно продолжала оставаться на одном месте. Господь-бог рассердился на американцев и повалил на землю новые тучи снега. Авиация вылетать не могла, и контратаки Паттона прекратились.