«Группу Бахарева нужно направить на правый фланг и установить, куда противник перебрасывает свои войска», — решил Дубравенко и вызвал начальника разведки армии.
На вопрос Дубравенко, когда будет очередной разговор с Бахаревым, Фролов ответил, что с капитаном потеряна связь. За тридцать часов от него не получено ни одного донесения. Четыре радиостанции круглосуточно дежурят на его волне, и ни одна не поймала от него сигналов!
Дубравенко понимал, как трудно группе Бахарева. Кругом войска противника, чужая, незнакомая местность. Малейшая оплошность — и группа могла целиком погибнуть. Только на свои силы мог рассчитывать Бахарев. Помочь ему никто не мог.
— Возможно, с радиостанцией что-нибудь? — проговорил Дубравенко.
— Трудно сказать, — ответил Фролов, — все время работала хорошо.
Дубравенко отошел от стола и выглянул в окно. Опять начался густой снегопад. Соседний дом запеленала белесая мгла. В такую погоду и на авиационную разведку надежды плохи. Даже на самой малой высоте летчики не смогут увидеть, что делается на земле. Опять, как и в первые дни января, погода работала на противника. Такой снегопад маскирует лучше, чем ночная темнота.
— Да, — со вздохом проговорил Дубравенко, — надежда только на наземную разведку и радиоподслушивание.
— Все рации танковых дивизий противника прекратили работу.
— Тимофей Фомич, как вы думаете, — после раздумья спросил Дубравенко, — может противник отказаться от спасения своей окруженной группировки?
— Безусловно может, — не задумываясь, начал Фролов. — В определенных условиях обстановки это может быть даже выгодным. Окруженная группировка привлекает на себя немало наших войск. Она сковывает маневр и вынуждает постоянно беспокоиться за свой тыл. Возьмите Курляндию. Там двадцать дивизий прижаты к морю и Гитлер не выводит их. Это явно рассчитано на то, чтобы держать наш тыл под непрерывной угрозой удара этой группировки.
Доводы начальника разведки казались Дубравенко вескими и вполне обоснованными. В самом деле, что такое окруженная в Будапеште группировка по сравнению с той угрозой, которая нависла сейчас над фашистской Германией? Небольшой ручеек — и горный водопад. Ручеек можно перепрудить, отвести в сторону, а водопад ничем не остановишь.
— Так вы считаете, что перегруппировка перед нашей армией проводится с целью усиления фронта в Польше? — в упор спросил Дубравенко.
— Я такого вывода пока еще не сделал, — потупив взгляд, ответил Фролов, — но логика вещей говорит за это.
— Значит, гитлеровцы не будут больше наступать на Будапешт? — еще настойчивее спрашивал Дубравенко.
— Вполне возможно. Два их удара ни к чему не привели. Едва ли они рискнут нанести третий.
Разговор перебил резкий телефонный звонок. Дубравенко потянулся к трубке, прижал ее к уху. По обрывкам разговора Фролов понял, что речь идет о каких-то новых данных о противнике.
— Начальник штаба корпуса полковник Джелаухов докладывает, что его разведчики захватили пленных. Принадлежат мотополку «Мертвая голова». Показывают, что их дивизия перебрасывается в Комарно и грузится в эшелоны. Три эшелона уже ушли в сторону Праги. Там же грузится и «Викинг».
— Грузятся в Комарно и едут на северо-запад, — повторял Фролов, — на северо-запад. Значит, они отказались от спасения будапештской группировки.
— Не торопитесь делать окончательные выводы, — остановил его Дубравенко. — Эти показания могут быть ложными, провокационными.
Беседу вновь перебил телефонный звонок.
Окончив разговор, Дубравенко придвинул карту и, не поднимая головы, сказал:
— Начальник штаба фронта звонил. Фронтовая разведка подтверждает факт погрузки танковых дивизий в Комарно и отправки их в сторону Праги. Одновременно штаб фронта получил данные, что немецкие войска выводятся из Арденнского выступа на Западном фронте и перебрасываются на восток.
— Теперь картина совершенно ясна, — выслушав начальника штаба, заговорил Фролов, — все бросает против наших наступающих фронтов, все — и с Западного фронта и с нашего участка.
С этим выводом Дубравенко был согласен.
Действительно, все эти факты говорили за то, что гитлеровское командование решило отказаться от спасения своей окруженной в Будапеште группировки и все свои силы концентрировало против наступающих советских фронтов.
Это в корне меняло положение гвардейской армии. Теперь нечего было опасаться новых ударов противника. Наоборот, нужно было самим как можно скорее нанести удары и сковать гитлеровские войска под Будапештом, не дать им снять ни одного солдата и перебросить в Польшу.
Придя к такому решению, Дубравенко невольно подумал о войсках противника, окруженных в Будапеште.
Гитлер оставлял их на произвол судьбы. Сами окруженные едва ли верят в то, что им удастся собственными силами вырваться из окружения. Им остается только одно: или сдаться в плен, или погибнуть.
Твердая убежденность в правильности оценки обстановки придала Дубравенко новые силы. Он встал из-за стола и подошел к окну. Снегопад не прекращался. Пушистые хлопья падали на крыши, на окна и тут же таяли. Скоро начнется весна. В этих краях она наступает рано. Иногда в такое время года уже цветет сирень.
Через несколько дней гвардейская армия может возобновить наступление. Впереди западная часть Венгрии, Австрия, Вена, Альпы. Дубравенко по картам и описаниям хорошо знал Альпы. А теперь придется побывать в них, походить по горам, может быть взобраться на самые высокие вершины. И где-то в Альпах закончится война.
Однако, как ни твердо был уверен Дубравенко в правильности оценки намерений противника, его не покидала тревога за дальнейшие события. Нужно было достоверно знать, что конкретно будет предпринимать противник перед фронтом гвардейской армии.
— Тимофей Фомич, — заговорил он, подойдя вплотную к Фролову, — теперь особенно необходимо усилить разведку. Противник может внезапно начать отход. В центре и на правом фланге он занимает невыгодные позиции, на них трудно обороняться, и к тому же фронт изломан, растянут. Он попытается сократить его. Главное для нас — не дать противнику отойти безнаказанно.
— Да, — согласился Фролов, — этим мы поможем нашим наступающим фронтам. Чем больше мы скуем сил противника, тем легче нашим наступать.
— Безусловно, — подтвердил Дубравенко, — и, кроме того, нужно готовиться самим к наступлению. И наступать, видимо, придется только наличными силами. Резервы Верховного Главнокомандования наверняка будут брошены на центральные фронты. Главная задача решается там, а наш фронт имеет второстепенное значение.
Начальник штаба и начальник разведки долго еще сидели, обсуждая, как лучше организовать разведку и не дать противнику отвести свои войска.
На обрывистом берегу канала Алтаев остановил машину. По колени утопая в снегу, он сошел с дороги, достал из планшета карту и осмотрелся. Это был тот самый канал Шарвиз, что голубой лентой окаймлял тылы левофланговых соединений армии. Начинался он из прямоугольного, вытянутого в длину искусственного озера и ровной линией спускался к Дунаю. Километрах в двадцати на запад начинались берега озера Балатон. Там проходил передний край обороны.
Опушенные снегом ракиты тяжело склоняли тонкие ветви. Новый недавно достроенный саперами мост желтел свежими досками. У маленькой будки на краю моста неторопливо похаживал часовой. Он видел и машину и Алтаева, но ходил спокойно, будто вблизи никого не было.
По извилистой тропинке Алтаев спустился к воде. То, что сверху казалось льдом, на самом деле была тонкая пленка. Она раскололась от удара комком снега, и по свинцово-синей воде побежала рябь.
— Не пройдут, если морозы не усилятся, не пройдут, — сам себе сказал Алтаев, думая о вражеских танках, — а мост-то придется рвать.
Он вздохнул, вспомнив, с каким трудом удалось построить несколько мостов на канале. Инженерных войск было мало, и мосты строились поочередно. Мостовики работали по восемнадцать часов в сутки.
— Ничего еще не известно, а я думаю о взрывах, — упрекнул он самого себя и пошел к машине.