Маргарита сияла от счастья. Серьезный, мрачный человек, в словах которого часто проглядывали скорбь и горечь, покорил ее душу, и ее молодое сердце всеми силами рвалось к нему.
Для Синдгэма, когда-то в мрачном отчаянии отвернувшегося от людей, началось радостное, блаженное время, о котором он и не мечтал никогда. Он с необычайным рвением отдался многочисленным и разнородным служебным обязанностям, обнаружив профессиональное понимание военного дела, изумившее всех. Он увеличил работы по возведению береговых укреплений из опасения все еще возможного нападения французского флота, с Барвелем он обсуждал дела правления и с изобретательностью, встретившей бы полное одобрение Гастингса, изыскивал способы увеличить доходы и сократить расходы. Каждый день он писал подробный доклад о произведенных работах с точными сообщениями обо всех лицах и ежедневно посылал свои донесения с верными гонцами Гастингсу, который не скупился в своих ответах на похвалы. Ко всему прочему он находил время заботиться о развлечении дам, устраивая поездки верхом в прохладные вечерние часы или катания на лодках по Хугли. Почти ежедневно у него находилось что-нибудь для Марианны и Маргариты: то редкостный цветок, то ручная птица, то ученая обезьяна. С его приездом ежедневные упражнения в манеже возобновились. Леди Гастингс присутствовала на всех уроках, но иногда она не приходила, оставляя капитана одного с Маргаритой, и влюбленные переживали то чудное время, которое достается каждому человеку в молодости и озаряет старость своими воспоминаниями. У них не оставалось сомнений в их взаимном чувстве, только они не выражали его словами. Их медленно развивавшаяся любовь окутывалась покровом тайны, которую они скрывали друг от друга и от всего света, что придавало особую прелесть их отношениям.
Марианна, слишком умная и наблюдательная, не могла не заметить взаимной склонности молодых людей, но она не считала нужным стеснять их отношения или делать какие-либо предостережения дочери, что обыкновенно только ускоряет развитие чувства.
К обеду во дворце собрался обычный дружеский кружок, потом все пошли в парк. Барвель и другие мужчины разговаривали с леди Марианной, капитан Синдгэм предложил руку Маргарите. Они долго шли молча. Неро, громадная охотничья собака Гастингса, за время его отсутствия еще больше привязавшаяся к Маргарите, шагала вместе с ними, виляя хвостом. Капитан и Маргарита бессознательно пошли той же дорогой, какой шли перед его отъездом, и скоро очутились у бассейна, окруженного высокими деревьями, в котором при свете луны красовались лотосы. Воспоминание заставило их одновременно взглянуть друг на друга. Маргарита покраснела и, с трудом оторвавшись от взгляда капитана, опустила глаза, смущенно проговорив:
— Видите, капитан, волшебная сила лотоса охранила вас, вы вернулись благополучно, и вас не коснулись опасности. Я часто тревожилась, мне иногда снилось, что черная туча висит над вашей головой, что мрачные духи окружают вас… Но тут всегда являлся яркий лотос, и все исчезало в его блеске.
— Вы думали обо мне? — спросил капитан, взяв ее руку, которую она не отняла.
— Ежедневно… ежечасно… — отвечала Маргарита с детской чистосердечностью. — Разве я могла не думать о друге, о моем шталмейстере? — смущенно пояснила она. — Вы были такой мрачный, когда уезжали… Я не могла отделаться от мысли, что вам грозит серьезная опасность… и отец так сумрачно сдвигал брови, когда упоминал ваше имя… а он ничего не боится…
Она с улыбкой смотрела на капитана, и при свете луны в глазах ее виднелись блестевшие слезинки.
— Да, Маргарита, — воскликнул он. — Предчувствие не обмануло вас, меня окружали мрачные духи тьмы, тянули в пропасть… Но, — продолжал он, глубоко вздохнув и снова глядя ей в глаза, — я опустился до дна пропасти, ведь только там я мог достать тот священный лотос, который все очищает и приближает небо к земле. Один раз человек может окунуться в пучину, в которой я был, но во второй раз он должен сделаться ее жертвой. Я никогда ни одним словом не упомяну о прошлом, а вы, Маргарита, обещайте мне… поклянитесь волшебной силой лотоса, который меня хранил, никогда не говорить об угрожавшей мне опасности, о той пропасти, в которую я опускался, чтобы достать сокровище моей жизни.