Чарльз Фокс, озлобленный противник Питта и друг принца Уэльского, внес во время своего управления министерством ост-индский билль, по которому Индия должна непосредственно подчиняться управлению министерства. Укрепляя этим свое несколько ненадежное положение, он надеялся, что власть и влияние на индийские дела, особенно в финансовом отношении, создадут министерству большую независимость по отношению к королю и парламенту.
Чтобы мотивировать свой билль и провести его, Фокс вошел в сношения с Бурке и с Филиппом Францисом, задействовал печать и своих приверженцев, которые выставляли в самых ярких тонах на страницах газет деспотическое и полное ужасов правление генерал-губернатора Индии. Мотивом он выставлял то, что компания, общество, учрежденное единственно для торговли, не в состоянии продолжать деятельность предприятия, которое угрожает в будущем стать самостоятельным. Но Фокс ошибался. Если бы у компании отняли самостоятельное владычество над Индией, то и двор, и вся придворная партия, особенно сильная в то время, выступили бы за то, чтобы образовать государство, соединенное с Англией, под верховной властью короля; парламент же, со своей стороны, хотел подчинить Ост-Индию себе. Фокс предлагал учредить министерское управление, почти равноправное королю и парламенту, и, конечно, его план всюду встречал противодействие, которым постаралась воспользоваться компания, имея благодаря своим денежным средствам возможность сильно влиять на прессу и общественное мнение. Двор и все общество восставали против такого плана.
Однако ост-индский билль благодаря влиянию Фокса и его друзей прошел в нижней палате, но король Георг III решительно воспротивился ему, и билль не прошел в верхней палате, следствием чего стало падение министерства Фокса.
Призванный на его место Питт распустил нижнюю палату и основал новое министерство. Партия Фокса, ставшая теперь оппозиционной, все-таки старалась выставить провалившийся билль необходимым и постоянно напоминала о деспотизме Гастингса, чтобы при удобном случае воспользоваться подобным рычагом и опять получить большинство голосов и власть. Оппозиция все больше и больше восставала со своим личным влиянием и прессой против Гастингса не из личной вражды, ведь его теперь не надо было опасаться в Индии, но чтобы твердо внушить общественному мнению мысль о невозможности господства коммерческой компании над могучим заатлантическим государством и чтобы в нужный момент вновь провести ост-индский билль и свергнуть Питта. Более или менее скрытыми нападками на Гастингса хотели по возможности умалить и удалить его от политического влияния. Личные враги губернатора, Филипп Францис и Бурке, жаждали возвести настоящее обвинение и поэтому направили всю свою энергию и ум, чтобы раздуть тлеющие искры в настоящий костер.
Оба имели сильное влияние на оппозиционную партию, которая в свою очередь имела большой вес в обществе Лондона и во всей Англии. К ней принадлежали богатейшие и самые выдающиеся умы страны, в том числе и принц Уэльский, представитель будущего.
Но именно возникшая политическая вражда, поднимавшаяся против имени Гастингса, оказала ему сильную поддержку. Питту и верхней палате было особенно выгодно выставить ост-индский билль как неосновательный, опровергнув тем самым обвинения, возведенные лично на Гастингса. Бывший губернатор Индии стал игрушкой в руках двух партий; им пользовались для своих планов и употребляли его как орудие в борьбе.
К такой роли Гастингс не мог привыкнуть, и она показалась бы ему еще оскорбительнее, если бы он ясно сознавал все перипетии борьбы.
Привыкший в Индии быть центром высшего света Гастингс предпочитал выносить тысячу нападений, чем оставаться незамеченным и забытым. Каждый вечер в одном из первых домов английского общества или же у него дома, который Гастингс занимал в западном предместье Лондона, собирался небольшой кружок первых людей Англии. Дом Гастингса, украшенный драгоценными коврами и индийской утварью, представлял для общества почти такой же интерес, как музей, хотя в сравнении с дворцом в Калькутте он казался очень маленьким и бедным. Гастингс не особенно страдал от того, что его медлили принять при дворе, тем более что ему объяснили причины.