Он обнял ее, губы их слились в поцелуе, и долго они болтали шепотом, повторяя друг другу то, что они давно знали. Когда они наконец расстались, то в конце аллеи она еще раз обернулась и послала ему воздушный поцелуй; он же все стоял у края бассейна, вдыхая аромат лотосов.
В это время лорд Торнтон велел доложить о себе леди. Гастингс, и она приняла его в своем будуаре. У лорда был особенно торжественный вид, и после первых приветствий он сообщил ей, как бы отвечая на ее вопрошающий взгляд:
— Я очень рад, миледи, что застаю вас одну, мне надо поговорить с вами наедине. Я хотел бы высказать вам одно мое желание, которое я таю в сердце, а так как вашего мужа здесь нет, то я обращаюсь к вам…
— Я слушаю, — сказала Марианна, — и вы знаете, лорд Чарльз, что я всегда готова исполнять ваши просьбы, если только они в моих силах.
— Здесь, в далекой Индии, произошел переворот в моей жизни, переворот, давно ожидаемый моим отцом, маркизом Хотборном. Я нашел особу, которой я хотел бы предложить свою руку, чтобы ввести ее пока — как леди Торнтон, а затем — как маркизу в английское общество, украшением которого она будет.
На секунду Марианна опустила глаза, но скоро овладела собой. Предложение противоречило всем ее мыслям о будущем Маргариты. Лорд, хотя и говорил почтительно, но по его тону можно было понять, что сделанное им предложение все должны считать за особую честь. Марианна почувствовала себя оскорбленной и отвечала с холодной вежливостью:
— Ваше предложение, лорд Чарльз, делает честь мне и моей дочери, но я не в состоянии дать вам сейчас ответ. Прежде всего решительный ответ на ваш вопрос может дать только мой супруг; без его воли я никогда не подам даже и маленькой надежды.
— Вашего супруга здесь нет, — возразил лорд, — поэтому я прежде всего должен обратиться к вам. Я сейчас же напишу ему, а может быть, вы будете добры передать ему мою просьбу?
— Это мой долг — спросить совета мужа, но я вас предупреждаю, что Маргарита не дочь моего мужа; она немка, ее отец — барон Имгоф, я с ним разошлась, так как брак с ним делал и меня, и его несчастными.
— Я знаю, — ответил лорд. — И мне известно, что фамилия Имгоф принадлежит немецкому дворянскому роду.
— Но мой первый муж жив, и, пожалуй, его положение не будет соответствовать в глазах света положению отца будущей маркизы Хотборн. Он часто нуждается. Ваше доверие, лорд Чарльз, принуждает меня быть вполне откровенной.
— Мне все известно, — спокойно возразил лорд. — И мое дело — так уладить обстоятельства, чтобы не возникло повода к каким-то затруднениям. Я стою достаточно крепко на ногах, чтобы предоставить своей жене должное положение.
— И потом, — продолжала Марианна, — есть еще одно обстоятельство, которое может разрешить только моя дочь…
— Что за обстоятельство? — спросил лорд, и в его глазах вспыхнула угроза.
— Чисто личное, лорд Чарльз, которое состоит в том, чтобы выяснить, любит ли вас моя дочь. Я сама слишком много перенесла и знаю, как больно ошибиться в своих чувствах.
— Я не требую романтической любви, как ее описывают поэты, — высокомерно отвечал лорд, — но я полагаю, что обладаю теми качествами, которые можно требовать от мужа.
— Конечно, я разъясню своей дочери, — согласилась Марианна более сдержанно, — преимущества положения леди Торнтон. Но, впрочем…
— Впрочем? — переспросил лорд.
— Впрочем, — перебила Марианна, — прежде всего нужно, чтобы ее сердце было еще свободно.
— Еще свободно? Если какая-нибудь глупая, детская фантазия заняла сердце вашего несозревшего к жизни ребенка, что же тогда, леди, неужели вы дадите этой фантазии право решать будущее вашей дочери?
— Я ведь пока не знаю, — пояснила Марианна. — Прошу дать мне время объясниться с дочерью и спросить совета у мужа.
— Итак, миледи, — констатировал он с принужденной вежливостью, — если вы находите возможным допустить молодое увлечение, которое я назвал фантазией, то я могу допустить, насколько я изучил обстоятельства, что здесь есть только один человек, о котором может идти речь: это капитан Синдгэм.
Последние слова он произнес очень резко и пронизывающе глядя на Марианну. Она покраснела от его взгляда, но, овладев собой, гордо проговорила:
— Я уже ответила вам, лорд Чарльз, что мне не представлялось повода испытывать сердце моей дочери. Но если у нее окажется влечение к капитану Синдгэму или к кому-либо другому, то я никогда не решусь насиловать ее чувства.
Лорд Чарльз побледнел.