— Для чего? — хитро прищурил тогда глаза Косолапый.
— Как для чего? Мало ли нечисти шатается на нашей земле… От неё отбиваться надо…
— Ага, понял! — произнёс предатель, не уловив истинного смысла моих слов.
Волнение и злоба сдавливали мне горло. «Если уцелею, — мысленно поклялся я, — расправлюсь с ним». В комнату вбежал полицейский.
— Выходи! — крикнул он.
Нас вывели во двор, где стояло несколько гестаповцев. Косолапый был в стороне.
Не оставалось сомнения, что этот зажиточный, бездетный человек по кличке Слюнтявый является агентом гестапо.
Нас посадили на подводу и повезли. Сопровождал подводу своеобразный эскорт — два гестаповских мотоциклиста.
Караван въехал в село Невирков. Когда приближались к церкви, я ужаснулся: по обочине дороги навстречу шла мама.
Неужели подойдёт? Сердце моё стучало: не подходи к нам, мама! Не подходи! Не подходи!…
Но вот она совсем близко… Прядь седых волос выбилась из-под платка, их нежно колыхал ветерок. Опасность уже нельзя было предотвратить. Мама подняла голову и посмотрела на нас.
Я заскрежетал зубами, потряс головой, делая знак: «Не подходи!» На мгновение мама остановилась, точно вкопанная, и вдруг с криком бросилась к нам.
— Стой! — кричали ей полицейские, вскинув винтовки. Ездовой придержал лошадей.
— О милостивый господь бог! — всплеснула мама руками. — Дети мои!… Мои родные… Куда это вас?…
Мама задыхалась, плакала… Подскочила к нам и поцеловала…
— Отпустите, они ни в чём не виноваты! — обратилась к конвоирам. По её бледным морщинистым щекам текли слёзы…
— Прочь отсюда! Прочь! — старший шуцман изо всей силы оттолкнул седую женщину. От резкого толчка мама упала на землю.
— Мерзавцы! За что старуху обижаете? — не удержался я от гнева.
Лошади, подгоняемые возницей, рванулись вперёд.
— Мама! Родная!… — утешали мы. — Не плачь! Мы не виноваты! За обиду они ответят!…
Мама медленно поднялась и долго смотрела вслед удалявшейся подводе, в которой сидели со связанными руками её сыновья… И словно подгоняемая ветром поспешила домой. У ворот лесопильного завода встретила соседа Зигмунда Багинского.
— Ну что, доигрались твои молодчики? — с усмешкой бросил он матери. — На кого руку подняли? А? Против такой армии! Разум потеряли!…
— Не тешься чужим горем, от своей беды не уйдёшь!…
Дома мать подробно расспросила Катю о случившемся.
— А где Жора, Володя, папа?
— Не знаю, мамочка, они ещё не приходили.
Когда дети уснули, мама накинула на плечи шаль и вышла во двор. Тёмная ночь повисла над селом. Уставшие глаза с трудом различали тропинку, убегавшую к темнеющей полосе лиственниц. Вдруг послышались чьи-то шаги. На мгновение мама остановилась. Следят?
Шаги приближались, вот уже мелькнула тень человека. Мама узнала Слюнтявого. Он миновал кусты, за которыми притаилась она, и удалился.
Мать пошла к Никифору Янчуку, чтобы узнать, где муж и остальные дети.
— Никифор Яковлевич, не сердитесь. За советом и помощью к вам.
Янчук рассказал:
— Сегодня после обеда полицаи и немцы оцепили наш хутор. Обшарили все уголки и убрались к чертям. Не успели два последних полицейских скрыться за поворотом дороги, как во дворе появился ваш Владимир. Я жестом предупредил его о приходе карателей, и он скрылся. А когда стемнело, отправил Жоржа и Володю в Свирки, к отцу. Там они и ночуют. Тамара понесла им ужин.
— Никифор Яковлевич! — попросила мать, — поведите меня к ним!
— Пойдём!
Мать подробно рассказала отцу о трагической встрече с сыновьями и о слежке Слюнтявого.
Услышав кличку Слюнтявого, Янчук вскипел:
— Этот ещё при панской Польше предавал людей! Однажды я решил разделаться с доносчиком. Мы встретились один на один. Косолапый сапоги целовал, клялся, что никогда пакости не сделает. А теперь…
Наступило минутное молчание. Мать нарушила его первой.