— «Драгунка» будет четвёртому сыну, Владимиру.
— Обещание своё сдержу! — с этими словами Флор Матвеевич удалился.
Мы молча ожидали возвращения добродушного человека. Прошло немного времени, и он появился с «драгункой» в руках. Уверил — бьёт без промаха! Дал он и двадцать патронов.
— У меня ещё есть. Целый ящик! — признался. — Но они зарыты, в другой раз заберёте.
В порыве благодарности отец обнял Флора Матвеевича и поцеловал в щёку.
— А как у вас с куревом? — не отпускал нас Ляшецкий.
— Есть малость самосада. Вот бумага — на исходе! Ляшецкий достал из кармана свежий номер «Волыни».
— Почитайте, и на курево сгодится.
На другой день отец просмотрел газету и возмутился:
— Смотрите, какой подлый епископ! Призывает юношей и девушек уезжать на работу в Германию. Утверждает, что это необходимо для уничтожения большевиков. Вместо того, чтобы призывать к оружию, бить фашистов, духовный отец толкает их на каторгу! Где его совесть?!
Ночью мы переместились ближе к хуторам. В одном из них проживали братья Брусило — Станислав и Виктор, а в другом — братья Войцеховские — Роман и Александр. Те и другие хорошо знали нас, были дальними родственниками.
И тогда, когда Тарнавский с лесниками и шуцманами бродил по отдалённым участкам в поиске нашей группы, мы жили, что называется, у него под носом. Братья Брусило и Войцеховские снабжали нас продуктами, информировали о положении. Они доставали также боеприпасы, а однажды принесли бельгийский браунинг.
— Пригодится, — сказали друзья.
Почти каждую ночь к нам приходили связные Зигмунд, Казимир и Тамара. Были определены пункты и для бесконтактной связи: на границе Невирковского и Казённого леса, у двухствольной сосны, и на опушке Невирковского леса, у дуба-гиганта.
Все как будто наладилось, но внезапно заболел отец. Мы развели костёр, просушили его одежду и портянки. Нарубили берёзовых веток и расставили их вокруг костра для маскировки. Затем насобирали сухих листьев и вымостили постель. У наших друзей достали бутылку крепкого самогона, настоянного на перце. Лечили отца народным способом.
На третий день он был уже на ногах.
НА ЛЕСНЫХ ТРОПАХ
Земля уже покрылась снежным пушистым ковром.
Мы с Жоржем пробирались из села Буды в Гуту. Вглядывались в каждое дерево. Враг хитёр и коварен, и мы могли столкнуться с ним в любом месте.
В нашем деле осторожность — сестра отваги! Поэтому шли боевым порядком: я — впереди, с наганом наготове, Жорж с винтовкой под плащом — позади. В шутку брат называл себя «всевидящим арьергардом».
Тропинка, на которую мы свернули с дороги, убегала в густые заросли. Внезапно из-за поворота на ней показался мужчина в шапке-ушанке, тёплой куртке с меховым воротником и хромовых, начищенных до блеска сапогах.
Незнакомец, видимо, не думал встретить здесь посторонних и старался нас обойти. Он свернул в кусты и принялся срезать перочинным ножом ветки.
За поворотом мы встретились с другим мужчиной. Правую руку он держал в кармане, пиджака, так же, как и я. «Напарник первого, — подумал я, — прикрывает его. Возможно, это переодетые каратели? Западня? — сверлила мысль. — Пройти мимо или, приблизившись, выстрелить в упор? Я взвесил все. Силы равные. Стрелять нельзя, а вдруг это партизаны?» — Поравнявшись со мной, рослый незнакомец поздоровался.
— Добрый день, — ответил я.
Мы разошлись. Я оглянулся: не вздумал ли он выстрелить мне в спину? Оглянулся и незнакомец.
— Подозрительные типы околачиваются тут, — встревожился Жорж, — давай перейдём на другую сторону Медведовского тракта.
— Согласен.
— Чего они бродят в наших краях? — не успокаивался брат. — Кто они?
— На полицейских вроде не похожи.
В тот раз до Гуты мы не дошли, свернули к Янчукам. Здесь застали Зигмунда Гальчука и Казимира Галинского. Они уже знали о появлении в этих местах неизвестных лиц.
Спустя два дня мы с Жоржем снова пошли к Янчуку. Бушевала снежная метель.
— Постой у дома, Жорж, я долго не задержусь!
Когда я вошёл в дом, Мария Александровна Янчук возилась с керосиновой лампой. В полутьме я увидел два мужских силуэта. Присмотрелся и узнал незнакомцев, которых видел на лесной тропе. Они сидели на скамейке под стеной. Мой приход смутил их. Разговор у нас не клеился, и я решил уйти, сказав хозяйке, будто заглянул только для того, чтобы осведомиться о её здоровье.