На пороге ветхой хатенки, обмазанной светлой глиной, стоял парень. На его щеке выделялось красное родимое пятно. Парень сухо ответил на приветствие и пробуравил меня взглядом. Неужели ловушка?
— Чужих на хуторе нет? — с напускной серьёзностью обратился я к нему.
— А мы чужих не жалуем! — грубовато ответил парень.
— Я представитель власти и предупреждаю… Если найду оружие…
Искромётный взгляд, сжатые губы и вся поза этого человека говорили о неприязни к полицейским. Поразмыслив несколько секунд, я открылся:
— На мне чужая форма. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Пришёл в ней сюда ради безопасности.
Парень преобразился:
— А кто же вы? Лесник ответил за меня:
— Партизан!
Я подтвердил это и признался, что явился за оружием. Лицо парня посветлело.
— Если правда, то я сдам вам оружие.
— Как вас зовут?
— Леонид Ильчук.
— Отойдём в сторону.
Лесник остался на прежнем месте.
— Если вы партизан, заберите меня с собой, — взмолился Ильчук. — Мне житья здесь нет, за мной охотятся черносотенные, единственное спасение — пистолет. Дома бываю редко, случайно застали: к матери наведался.
— А ты представляешь условия партизанской жизни? Взвесь все хорошенько, не торопись. Надумаешь, скройся из села незаметно, иначе прослышат, что в партизаны подался, — замучат старушку.
— Ко всему готов, — обрадовался Леонид. — Только возьмите с собой! Я уже бродил однажды по лесам, но никого так и не встретил.
Я смотрел на Ильчука и радовался.
— Ладно, собирайся…
Леонид пригласил меня в дом. Мать Ильчука увидела на мне полицейскую форму и переполошилась:
— Не слушался меня, — запричитала. — Он ещё молодой, разума не набрался… Единственный он у меня, моя надежда, никому вреда не причинил, не трогайте его…
Лёня обнял мать, успокоил:
— Чего вы, мама, расстроились? Это хороший человек. В широко раскрытых глазах старушки застыли слезы.
Она не сразу поняла, почему я «хороший человек». Но так сказал её сын, и она поверила. Наступила тягостная пауза.
— Как вас зовут, мамаша? — спросил я.
— Надежда, дочь Трофима, — как-то странно ответила женщина. Она стояла как вкопанная и с недоверием поглядывала в мою сторону. Всё же на мне полицейский мундир! Преодолев робость, спросила шёпотом:
— Кто же вы такие?
— Мы — советские партизаны, Надежда Трофимовна. Вот и ваш сын просится к нам. Вы не против, чтобы он стал партизаном?
Надежда Трофимовна ответила не сразу:
— А где же вас искать в случае необходимости?
— Все леса вокруг — наши. Будем живы — Лёня навестит вас.
— Дай бог, дай бог! — перекрестилась старушка.
Я посмотрел на часы, затем на Леонида. Он понял мой взгляд. Сняв фуражку, поцеловал мать в щёку, взял её руки в свои и прижался к ним губами.
— Прощай, родная…
…Я зарядил винтовку и вручил её Ильчуку.
— Получай, Лёня, теперь она твоя до конца войны. Вместе будем бить клятых варваров.
Вторую винтовку я тоже отдал Лене. Лесник подарил ему свой велосипед. Ом, конечно, догадался, куда уходит Ильчук, но спросил с хитрецой:
— Далеко собрался?
— Провожу человека. А там — работу поищу.
— Это ты мне, старику, не доверяешь? — обиделся лесник. — Напрасно, сынок. Иди и не беспокойся: о матери я позабочусь…
Лесник расправил жиденькую бородку, кашлянул.
— Ну, с богом! — перекрестил Ильчука.
С хутора, напрямик по открытому полю, мы с Леонидом проскочили к лесу. По просеке мчались лошади, запряжённые в фурманку. На ней стояли, держась друг за друга, несколько человек.
Я поднёс к глазам бинокль и узнал братьев — Жоржа и Ростислава, а также Николая Киселева. «Ищут меня», — предположил.
— А ну, дружок, пальни вверх, чтобы услышали, — сказал Лене.
Ильчук вскинул винтовку и выстрелил. Выстрел услышали. Фурманка подъехала к нам.
— Где так долго пропадал? — забросали меня вопросами. — Уходил со стариком, а вернулся с молодцом!
— Угадали, — улыбнулся я. — Знакомьтесь: пополнение, Леонид Ильчук.
Парень пришёлся всем по душе.
— А где вторую винтовку взял? — похлопал его по плечу Жорж. — Милая подарила?
— Милая не догадалась, — отшучивался Ильчук. — А вот ваш милый, — повёл в мою сторону глазами, — догадался.
В хорошем настроении мы вернулись на лесопилку. Сгущались сумерки. Подхлёстывая вспотевших лошадей, крестьяне вывозили на телегах лесоматериал. Просто не верилось: там, где ещё в полдень громоздились большие ярусы, был пустырь. Ильчук с удивлением наблюдал за происходившим. На этом заводе ему был знаком каждый уголок. Три года вместе с отцом работал он здесь в поте лица за жалкие гроши. Работал по двенадцати-четырнадцати часов в сутки. Но пришла Советская власть, и мальчик поступил в школу. А потом война… Отца призвали в армию, комсомолец Ильчук остался с матерью. Ему было только 16 лет.