Довод резонный. Но куда податься? Здесь знакома каждая тропинка, каждый куст, знаем, кто из населения за нас и кто против. А в чужих краях без разведки будет туго. И всё-таки уходить надо.
— Меняем адрес, товарищи! — решительно сказал я. — Переместимся дальше на север.
Но Пихур меня не поддержал и высказался за продвижение к линии фронта.
— Кто со мной, прошу! — наигранно пригласил Иван Пихур.
К нему примкнули Воробьев, Кармолин, Леонтьев, Глинко и Самокиш.
Буду перед тобой, читатель, правдивым и искренним. Приукрашивать события — значит обеднять их, лишать достоверности. Я же задался целью, пусть даже в ущерб занимательности, изобразить их так, как это было на самом деле. Признаюсь, я и раньше замечал, что Пихур проявлял высокомерие. Теперь же я окончательно прозрел: Пихур не мог примириться с тем, что им, бывшим командиром, и его друзьями, в недавнем прошлом кадровиками Красной Армии, командует человек без специального военного образования. Обыкновенный деревенский парень норовит обскакать лётчика, артиллериста и других армейских специалистов.
Пихур не учитывал, что костяк партизанской группы состоял из большой семьи, проверившей свои силы в боях с врагом, что мы, местные жители, лучше разбирались в здешних условиях, что, благодаря знанию обычаев, украинского и польского языков, перед нами широко открывались двери любого дома, что мы, наконец, хорошо знали местность.
Я не считал Пихура недругом. Однако его поступок, за которым скрывалось ущемлённое самолюбие, нельзя было оправдать.
Мне стало известно, что Пихур и Воробьев пытались привлечь на свою сторону всех бывших военнопленных, взять лучшее оружие и уйти.
Николай Киселев и Леонид Ильчук, позже других пришедшие в группу, Николай Бондарчук, Ростислав и Жорж, узнав об этом намерении, обезоружили зачинщиков раскола.
— Вам взбрело в голову отколоться, — не без боли в голосе укорял я Пихура. — Пожалуйста, не задерживаем! Обойдёмся без вас.
Однако обида обжигала сердце. Боевые товарищи, которым по настоянию отца мы возвратили оружие, покидали нас.
У меня даже зародилось сомнение: а может, они правы? Не лучше ли всем вместе отправиться к линии фронта? Но внутренне я был убеждён, что и здесь, в тылу, мы приносим пользу Родине, наносим ощутимые удары по врагу, сеем панику в его рядах, подрываем моральный дух оккупантов, сшибаем их кичливость.
Последовала немая сцена. Видимо, каждый по-своему переживал случившееся. Всех нас объединяла общая цель, и она стала выше личных обид. Прощались с Пихуром и его сторонниками сердечно, тепло. Со мной оставались: Ильчук, Киселев, Бондарчук, отец, братья — Ростислав, Жорж и Владимир.
Когда прощались, Пихур расчувствовался:
— Спасибо, дорогие друзья! Спасибо вам лично, Владимир Степанович, за помощь, за советы, за поддержку в тяжёлые для нас дни. Мы всегда будем вас помнить, как самых близких и дорогих людей…
— Если останетесь живы… — отец разволновался и не закончил фразу.
— Будем живы, отец! Надо жить для того, чтобы бороться! — посмотрел Пихур в повлажневшие глаза отца. — Если погибнем, не поминайте лихом…
— Встретите людей с Большой Земли, — попросил я, — расскажите им о нашей группе. Если же не перейдёте линию фронта, возвращайтесь, примем вас, друзья. Тогда, может, вместе поищем большой партизанский отряд.
Алексей Глинко шагнул к отцу и поцеловал его.
— Спасибо, отец, за все!
После крепких объятий шестеро воинов, вооружённых гранатами и винтовками, отправились в путь. А мы стояли не шелохнувшись, пока они не скрылись за поворотом дороги…
Это было двенадцатого сентября 1942 года.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА СВАДЬБУ
Наша одежда насквозь промокла. Донимал голод. Терзала мысль: как поступать дальше? Ведь бойцов осталось почти вдвое меньше…
— Будем бороться! — задорно призвал Киселев.
И сразу люди повеселели, будто только и ждали этого призыва.
— Ну, чего скисли? — бодрил отец. — Временно перейдём на правый берег Случи. Там, в селе Левачах, у меня есть друзья, надеюсь, помогут, поддержат…
Глубокой ночью нас нашёл связной Флор Ляшецкий. Он рассказал о переодетых шпиках, наводнивших район. Крестьяне запуганы, всего боятся…
В ту же ночь мы встретились и с командиром местной подпольной группы Зигмундом Гальчуком. Передали ему четыре винтовки, гранаты, боеприпасы.