Прощаясь с этими бойцами, Медведев сказал:
— Я твёрдо верю, что вы — славные советские воины — с честью выполните поставленную задачу.
Слова командира были обращены к ста пятидесяти партизанам. Одежда и обувь у бойцов истрепались, они испытывали острый недостаток в продуктах питания и боеприпасах. Но это были люди сильные духом, готовые на любой подвиг во имя спасения доверенных им патриотов.
И вот с сумерками обоз из десяти телег, сопровождаемый двумя взводами партизан, тронулся в путь. Легкораненые шли сами, а тяжелораненые лежали на подстилке из листьев и сосновых веток.
Наполеон Ашотович Саргсян носился на горячем вороном скакуне, следил за колонной, за подступами к ней. Впереди постоянно находился дозор, и Саргсян поддерживал с ним непрерывную связь так же, как и с тыловым охранением. Когда разведчики махали шапками над головой, колонна останавливалась, партизаны занимали оборону.
Вблизи от железнодорожной магистрали Сарны-Олевск сделали привал.
Возвратились разведчики.
— Переезд охраняется, — донесли они, — но снять часовых можно, подходы удобные. Разрешите, товарищ старший лейтенант?
Саргсян испытующе посмотрел в загоревшиеся глаза партизан. «Настоящие герои! С такими не страшен любой враг!» Но, поразмыслив, ответил:
— Нет, рисковать нельзя. Не забывайте, что мы в ответе за жизнь раненых и детей.
Развернул планшет, нашёл на карте второй переезд и сказал:
— Двинемся в обход!
Пересекли железную дорогу в другом, безопасном месте.
На незнакомом хуторе разведчиков обстреляли беглым ружейным огнём. Десятка два бандитов, вооружённых немецкими карабинами, пытались отрезать дозор от леса и захватить его. Но подоспевшие на выручку товарищи рассеяли банду дружными залпами.
На ночлег остановились в сосновом бору. Изучили местность, рассредоточили подводы. Вокруг лагеря выставили посты. С севера и востока лежали топкие болота, с запада раскинулся густой, труднопроходимый кустарник. С южной стороны пролегала просека.
— Вот откуда можно ожидать нападение противника, — настораживал Саргсян.
В этом направлении выдвинулись ударные группы.
Лейтенант медицинской службы Мария Шаталова бинтовала кровоточащие раны лежавших на телегах партизан. Бойцы расположились кто как сумел: одни дремали, сидя под деревьями, другие улеглись на ветвях и листьях, собранных тут же. В наступившей тишине слышно было, как лошади жевали сено, позвякивая сбруей. Часовые насторожённо прислушивались к каждому шороху.
Наполеон Ашотович прилёг вместе с остальными, но глаз не сомкнул. Сквозь крону пахнущей молодой сосны он смотрел на таявшие звезды. Точно так же, как и здесь, над многострадальной, политой кровью народа украинской землёй, — раздумывал командир, — они мерцают над его родной Арменией.
Вспомнил город Ленинакан, улицу Пушкина, где жил до войны. Грустно вздохнул — далеко его забросила судьба. Доведётся ли ещё увидеть родные, сказочно красивые края?
Когда все уснули крепким сном, Саргсян осторожно, чтобы никого не потревожить, поднялся и обошёл посты. Часовой на левом фланге доложил, что он слышал ржание лошадей, доносившееся из лесной чащи.
Саргсян опустился на колени и осветил карманным фонариком карту. При помощи компаса определил точку нахождения отряда, установил, что примерно в двух километрах от просеки проходит лесная дорога. Кто в такое позднее время может там бродить? Партизаны или каратели?
Посоветовавшись с товарищами, Саргсян снарядил и направил к просеке дополнительный секрет с ручным пулемётом.
Занималась заря. В лесу внезапно завязался бой.
Враги окружали лагерь с трёх сторон. Грохотали взрывы гранат, стрекотали пулемёты. Эхо предрассветного боя прокатывалось над лесом…
Лес гудел. Трудно было понять, откуда и кто стреляет. Дети в испуге жались к раненым. Все, кто мог, припали к прикладам.
— Умрём, но не сдадимся! — воскликнул Василий Ковалевский. Раненый в грудь, но до этого лежал неподвижно. Теперь же, напрягая все силы, приподнялся, зарядил винтовку…
Кони становились на дыбы, рвали сбрую.
Саргсян перебежал на левый фланг, туда, где усилился натиск противника. Командир сообразил — враг хочет загнать их в болото! Не выйдет!