— Трусишка! — крикнула Ларри ей вслед.
Для тех, кто оставался в лагере, внезапное появление четвероногой живности оказалось еще большей неожиданностью. До магички и наемника вполне отчетливо донеслась душевная ругань Гарта, поминающего родню собачонки вплоть до седьмого колена.
— Ларри, что это было? — закричал Хельстайн. — Грим?
— Да ладно тебе. Дворняжка какая‑то заводьинская. Из нее грим, как из меня императрица Агнесса.
Магичка вернулась к костру, все еще глядя в ту сторону, куда скрылась собака.
— Ты хоть иногда думай, что говоришь, — сквозь зубы процедил Дьюин, не разделявший ни уверенности, ни спокойствия Ларри. — Где Заводье и где мы? Да ни одна шавка так далеко от родной конуры не уйдет, если только не вслед за хозяином.
— Значит, за ним и шла, — подытожила магичка. — В качестве кандидатуры хозяина могу предложить только лишь кого‑нибудь из предыдущего отряда. Выходит, либо песик потерялся, либо они и сами где‑то рядом. Какая версия больше нравится?
— У того отряда никаких собак не было.
— Ты‑то откуда знаешь?
— Оттуда.
Дьюин, конечно, не был подробно осведомлен обо всех членах Сильфридовой шайки, но одно знал точно — единственной невьючной животиной, которую Козлобород мог счесть нужным потащить с собой на дело, был бы ваппурский бойцовый пес, из тех, что в воинских отрядах приравнивают к двум легкодоспешным ратникам. Бегающий по болотам задохлик на ваппурского мастиффа не тянул при всем желании, да и вряд ли Сильфриду могло посчастливиться где‑то раздобыть такую роскошь.
— В качестве альтернативного варианта можно, конечно, предположить наличие поблизости какого‑либо поселения… — неуверенно начал Монметон.
— Но это еще менее вероятно, — закончил за него Хельстайн.
— Разве? — скептически переспросил Дьюин. — А как же ваши Холмы? Чем не поселение?
Хельстайн вздохнул.
— Даже если принять к рассмотрению предположение о том, что в Полых Холмах еще сохранилась какая‑либо домашняя живность, расстояние до них, по имеющейся у меня информации, куда больше того, что мы преодолели. Так что лучше уж думать о Заводье, либо о каком‑либо одичавшем животном.
— Все бы ничего, только для одичавшего это животное что‑то слишком уж тянется к людям, — заметила магичка, кивнув на мелькнувшее впереди на тракте черное пятнышко.
***
Собачонка отлипла далеко не сразу. После того, как отряд двинулся в путь, она еще некоторое время следовала за ними: то неторопливо труся позади последнего из всадников и неизменно сохраняя почтительную дистанцию, то шурша в подлеске вдоль какой‑либо из обочин дороги, — а потом, когда местность пошла на подъем и к шелесту листвы добавилось журчание бегущей неподалеку воды, как‑то внезапно исчезла. Впрочем, на это исчезновение мало кто обратил внимание.
— Слава небесам! — с непередаваемым восторгом произнесла Ларри, прислушиваясь к доносящемуся из леса журчанию. — Наконец‑то можно будет нормально умыться, а не плескаться в очередной ржавой луже.
Трудно сказать, было ли это влиянием веселого звона воды на перекатах, или же сказалась смена окружения в целом, когда в компанию уже намозоливших глаза ольх и ив начали вклиниваться березы, осветляя лес, — но остальные тоже приободрились. Даже Дьюин с Гартом стали выглядеть менее мрачно. Ближе к часу дня лес вроде бы начал редеть, и Хельстайн объявил привал. Коням ослабили подпруги, сняли арчимаки и отправили пастись, чтобы восполнить скудный паек предыдущих болотных трапез.
— Красота, — блаженно жмурясь, заявил Монметон. — Здесь даже воздух другой. Чуете?
По лесу разливался тонкий, едва уловимый медвяный запах.
— Чуем, — скривилась Ларри. — Гадость да и только. Прямо как в борделе у мамаши Беот–Рошьен. Полная жаровня благовоний, по чашке духов на каждую девку, и впору хоть на топоре вешаться. За что только деньги дерут?
— Не, — мотнул головой Дьюин. — Не похоже. Беота, кроме благовоний, свой притон еще и хашешей окуривает для повышения щедрости клиентов, а тут другое.
— Тоже бывал? — с уважением покосилась на наемника Ларри. Дом терпимости Рошьен считался одним из самых дорогих в Варселе.
— Доводилось, — ухмыльнулся Дьюин.
— Тьфу на вас, господа знатоки злачных мест, — оскорблено сказал Монметон. — Хлебом не корми, лишь бы дай хоть что‑нибудь опошлить.