Выбрать главу

Тутъ только я понялъ, что со мною было; меня поразилъ легкій солнечный ударъ, отъ котораго я самъ оправился, едва пахнула струйка свѣжаго воздуха, когда мы начали спускаться. Мои арабы замѣтили мое положеніе, но привыкнувъ, вѣроятно, къ подобнаго рода случаямъ, не обратили должнаго вниманія, даже не полили лица бурдою, сохранявшеюся у васъ въ бурдюкахъ, не смотря на то, что, засыпая такимъ образомъ, можно перейти въ вѣчное успокоеніе. Я объяснилъ это арабамъ и велѣлъ имъ наблюдать за мною и, если случится что подобное снова, немедленно подать помощь, правила которой я имъ и сообщилъ. Удивительное вліяніе имѣетъ одна близость моря не только на человѣка, но и на животныхъ: даже верблюды, едва ступавшіе на подъемѣ, несмотря на свои окровавленныя ноги, пошли быстрѣе, когда на встрѣчу намъ подулъ свѣженькій вѣтерокъ съ моря. Да и я, бывшій уже близко къ смерти съ полчаса тому назадъ, быстро оправился, какъ только удушливая атмосфера горныхъ ущелій смѣнилась свѣжимъ, слегка овлаженнымъ, воздухомъ, который несся съ восточнаго берега Синайскаго полуострова.

Еще два или три поворота и, загораживающая намъ видъ вдаль, каменная стѣна осталась въ сторонѣ, а взглядъ, которому ничто уже не препятствовало, упалъ сразу на серебрящуюся поверхность Акабинскаго залива. Она была спокойна, и легкая зыбь только увеличивала ея прелесть. Весь заливъ казался похожъ болѣе на озеро, такъ какъ былъ замкнутъ со всѣхъ сторонъ. Удивительная чистота воздуха давала возможность хорошему глазу видѣть всю поверхность залива. Продолговатая, слегка расширяющаяся къ югу серебристая поверхность его, окаймленная темными берегами, замыкалась съ сѣвера верхушками древнихъ Идумейскихъ горъ, у подножія которыхъ расположена нынѣшняя Акаба, древній Элаѳъ, и издревле кочевали Мадіанитяне, а съ юга, врѣзывающимся глубоко въ море, каменистымъ мысомъ Раа Фуртуко, котораго какъ бы естественнымъ продолженіемъ служили острова Тиранъ и Синоферъ, замыкавшіе заливъ къ югу. Съ востока берегъ залива составляли отроги Идумейскихъ и Аравійскихъ прибрежныхъ цѣпей, тогда какъ съ запада шла высокая въ двѣ и болѣе тысячъ футовъ зубчатая стѣна, среди которой мы и находились къ сѣверу отъ параллели уади Цугерахъ приблизительно тамъ, гдѣ лежали библейскіе "гробы прихоти". Мы вышли, какъ оказывается, туда, куда пришли и евреи, покинувъ горы Синая и Хорива, для "гробовъ прихоти". Такъ какъ верблюды наши и мы сами были страшно изнурены горною дорогою, то мы рѣшились сдѣлать ночлегъ на самомъ берегу Краснаго моря, несмотря на то, что не пришли еще къ обѣщанному Ахмедомъ источнику и пещерѣ, наполненной костями, и что желаніе испить свѣжей воды дѣлалось вопіющею потребностью. Мы продолжали еще осторожно спускаться, пока не подошли по довольно хорошему спуску въ самому берегу Акабинскаго залива. Вдругъ Ахмедъ, шедшій все время впереди, сперва вскрикнулъ отъ радости, потомъ отъ изумленія, причемъ черное облачко набѣжало на его обыкновенно спокойное лицо. — Эффенди, — началъ онъ страннымъ голосомъ, — источникъ близко, мы ошиблись немного въ пути, и потому Аллахъ направилъ наши глаза къ источнику; мы нашли, эффенди, и сладкую воду, и кости; мы зато нашли и еще арабовъ. Не хочетъ ли эффенди посмотрѣть? — На песчаной отмели дѣйствительно виднѣлось множество слѣдовъ и валялись остатки трапезы и костра, очевидно, недавняго происхожденія. Несмотря на видимое безпокойство Ахмеда, я на этотъ разъ не раздѣлялъ его, потому что на вчерашнемъ опытѣ убѣдился, что бояться арабовъ пустыни въ настоящее время даже четыремъ вооруженнымъ человѣкамъ нечего особенно, если имѣется извѣстная доза смѣлости, на которую мы всегда могли разсчитывать. Скоро, впрочемъ, и смущеніе Ахмеда разсѣялось, когда онъ замѣтилъ, что не было видно ни одного слѣда верблюда или лошади, а одни слѣды людскіе и что они не шли далеко по берегу ни въ одну сторону. — Эффенди, — тогда сказалъ Ахмедъ, — то не были арабы пустыни, то были арабы моря; они были здѣсь и уѣхали на лодкахъ; они здѣсь отдыхали и больше сюда не придутъ. Эффенди можетъ не безпокоиться. — Рашидъ, спрошенный о мнѣніи, также подтвердилъ слова своего товарища, хотя и продолжалъ внимательно осматривать слѣды. Верблюды были остановлены и разгружены; изъ ружей, пикъ и покрывалъ мы снарядили нѣчто въ родѣ палатки, потому что я разсчитывалъ при обиліи воды и антропологическаго матеріала остановиться здѣсь на нѣсколько дней. Пока Ахмедъ съ Юзою устанавливали палатку, а Рашидъ изслѣдовалъ слѣды, я снявши съ себя оружіе и одежду, спѣшилъ окунуться въ прохладную морскую воду. Неизъяснимо сладко было перейти изъ палящей атмосферы воздуха въ живительную охлаждающую среду набѣгающихъ на берегъ волнъ и плавать въ морскомъ прибоѣ, ударяющемся съ нѣкоторою силою о прибрежные камни; даже мои спутники-арабы не могли противустоять искушенію и начали раздѣваться, поборовъ восточное отвращеніе отъ общаго купанья. Сперва еще Ахмедъ предостерегалъ меня и своихъ товарищей не купаться въ Акабинскомъ заливѣ, потому что въ водѣ его водятся страшныя морскія чудовища, которыя могутъ унести человѣка въ своихъ могучихъ зубахъ, но потомъ и самъ началъ разматывать свою голову. Не прошло и десяти минутъ, какъ всѣ мы уже плавали въ прохладной стихіи, не заботясь ни о страшныхъ молюскахъ, ни объ акулахъ Краснаго моря, ни о другихъ морскихъ чудовищахъ. Несмотря на сильную жажду и голодъ, какъ-то не хотѣлось выходить изъ воды; уже Юза вылѣзъ на берегъ и сталъ готовить закуску, а Ахмедъ съ кувшинами, искупавшись, пошелъ въ источнику, а я все сидѣлъ, погрузившись по шею въ воду, играя, какъ ребенокъ, съ блестящими золотистыми и серебристыми рыбками, которыя цѣлыми стаями плавали вокругъ меня. Не знаю, какъ долго бы еще я пробылъ въ водѣ, если бы по моей спинѣ не скользнуло что-то, произведшее впечатлѣніе длиннаго извивающагося и скользкаго тѣла. Я вскочилъ, какъ ужаленный, и, обернувшись, увидѣлъ, что какое-то змѣеобразное животное завертѣлось вокругъ меня. Прозрачность воды позволяла видѣть мнѣ его испещренную пятнами вожу, большую голову, украшенную какими-то странными придатками и широкіе плавники… Съ быстротою молніи я бросился въ берегу, и черезъ нѣсколько секундъ сидѣлъ уже на прибрежномъ камнѣ, около подножія котораго лѣпилась цѣлая колонія морскихъ губокъ самыхъ разнообразнихъ цвѣтовъ. Какъ ни манила своею прохладою чудная голубая стихія, омывавшая своими волнами мои ноги, я не рѣшался болѣе ввѣриться ей, когда среди прелестей животнаго и растительнаго міра морской воды копошились отвратительныя чудовища… я теперь уже видѣлъ ихъ; разъ только удалось получить непріятное впечатлѣніе, я не сомнѣвался въ реальности ихъ существованія; эти маленькіе ракообразные, мягкотѣлые и морскіе паучки, копошившіеся въ живыхъ цвѣтахъ зоофитовъ и роскошныхъ водоросляхъ, казались мнѣ чѣмъ-то ужаснымъ, хота я не могъ не знать изъ зоологіи ихъ безвредности. Сидя на камнѣ, и забывъ, казалось, все остальное, я наблюдалъ этотъ прекрасный водный міръ, которымъ такъ богато Красное море; и чѣмъ болѣе я всматривался въ прозрачную глубину голубой среды, тѣмъ разнообразнѣе становились обитатели водъ, тѣмъ роскошнѣе и причудливѣе были ихъ формы. Безконечно разнообразною чередою появлялись все новыя существа, своею красотою затмѣвавшія самыя блестящія краски земли. Акалефы, радіомаріи, трубчатники, раковинчатые слизняки и множество другихъ животныхъ всякихъ зоологическихъ отрядовъ имѣли своихъ представителей въ этой чудной, живой, безпрестанно перемѣняющейся фантасмагоріи, которой роскошными декораціями служили подводныя части камней, облѣпленныя гирляндами губокъ, водорослей и зоофитовъ; морскіе анемоны, лиліи, астры и вѣтви бѣлыхъ и розовыхъ коралловъ составляли общій фонъ, гдѣ на пробивающемся въ глубину снопѣ солнечныхъ лучей веселился блестящій чудный морской міръ. Долго я еще любовался невиданнымъ зрѣлищемъ, представившимся моимъ глазамъ въ прозрачной средѣ, которую только оттѣняли огромные подводные камни; уже Ахмедъ успѣлъ вернуться изъ ущелья съ двумя полными кувшинами води, уже Рашидъ давно, осмотрѣвъ слѣды, усѣлся около Юзы, начавшаго готовить «джай» изъ свѣжей воды, а я все сидѣлъ и любовался воднымъ міромъ. Солнце уже начинало садиться и поверхность Краснаго моря, освѣщенная лучами заката, дѣйствительно казалась красною, багряною, багроватость которой въ подножью береговыхъ скалъ переходила въ густой голубой цвѣтъ.