Вдруг я услышал давно знакомые голоса:
– У меня опять изжога, – послышался голос механика. – И голова мерзнет. Что это там за шум? С тех пор как этот проклятый старик унес мою каску, мне не во что прятать свои мозги. Приходится обматывать их сфагнумом и соломой. Но это вредно, кожа на черепе может совсем сопреть… У меня понос и изжога вот уже 55 лет, и черт меня возьми, если нам не пора убираться отсюда… Подумайте, командир – ведь терять нам нечего. По-моему одна-единственная попытка вырваться из этого времени нам не помешала бы, хотя мы, в общем, обжились в нем, а за все попытки прорыва из своего времени люди порой платили весьма дорогую цену: развоплощение… сумасшествие… смерть…
Я схватил камеру и фонарь и побежал к болоту. В этих местах я не был очень давно и только помнил, что проклятые мелиораторы окопали болото опоясывающим рвом, свалиться в который, особенно ночью, почти наверняка означало утонуть. Но и утонуть было невозможно: фонарик уперся во влажную грязь, слишком жидкую, чтобы ходить по ней, и слишком густую, чтобы в ней плыть. Шаркнув фонариком налево-направо, я увидел березовые слеги, перекинутые через затянувшийся ров, и одним махом проскочил на болото. Вода местами еще чавкала, но почва не ходила под ногами, как тогда, в детстве. Я побежал.
Опять – близко, будто из соседней комнаты – я услышал голоса. Говорил командир. Я помнил его голос! Сейчас главное – снять их на камеру и показать Алешке, потому что, кроме него, никто даже не поймет и не поверит, что это – ну, не простое кино.
– Знаешь что я скажу тебе, друг? Когда-нибудь мы, конечно, попробуем вырваться из-под того колпака, в котором оказались. По крайней мере потому – эй, слышите? это опять их бронетехника! – по крайней мере потому, что они, в конце концов, доберутся до нас, когда сведут весь лес.
– Никакая это не бронетехника, – возразил механик с опревшей головой. – Это люди из лесничества: крадут лес и торгуют им направо и налево. Воровство всегда было бичом этой страны… Я знаю это еще из описаний академиков Екатерины Великой…
– Если это воришки, то надо их проучить, – сказал командир. – Я не люблю воровства. Я люблю Ordnung.
– У меня в распоряжении, – произнес стрелок, – всего один снаряд, которого я при всем желании не могу использовать, и несколько глиняных пуль. Хорошо, что хоть их-то мы сделали.
– Надо подойти поближе и попробовать хотя бы напугать их, – сказал командир. – Иначе нашему танку просто негде будет маневрировать. Собственно говоря, я давно сжился с этой страной, и даже сросся… Не знаю, что будет точнее, потому что, кажется, во мне все больше вещества растительной природы… Я не питаю ни к кому вражды – ни к этим дачникам, ни к этим лесникам. Но на территории, вверенной моему подразделению, порядок должен поддерживаться… Это выше меня. Пусть даже мы вынуждены будем пустить в ход оружие…
– Я всегда говорил и говорю, не надо было есть эти русские грибы, они слишком похожи на поганки и не доведут нас до добра… Мы все здесь пустим корни…
Я услышал, как во тьме тронулась машина.
– Это они, – сказал командир. – Товсь!
На повороте лесной дороги, по оси оседая в грязь, показался лесовоз с зажженными фарами. Буксуя в жидкой глине, он пер десяток стволов первосортного леса.
– Feuer! – скомандовал командир.
Раздался треск, похожий на треск лопнувшего дерева.
– Блин, Митрич, я весь в говне, твою мать! – закричал кто-то в ночи. – И стекло разбито. Что за ё…? У меня кровь на животе, что за ё…?! Двигатель лесовоза заглох.
– А! – пьяно запаляясь, прокричал бригадир. – Доставай топоры, Иван, увидишь танк – это будет серый такой танк, как будто старинной марки, – руби его к чертовой матери!!
– Какой еще танк? Дай фонарь! – завопил Иван. – Дай фонарь, а то страшно что-то!
– Воровать не страшно, а танк порубать страшно? – рассмеялся бригадир. – Ты мне это брось. Они ж призраки! – и бросился на голоса.
Я кинулся на помощь немцам, потому что они защищали лес. Не помня себя, я бежал наперерез через болото, не боясь провалиться, ибо болото и вправду почти высохло за последние тридцать лет, но в темноте все время спотыкался о кочки и падал и потом никак не мог точно понять, где они, ибо лес стоял предо мной как черная стена и я только слышал их ругань в тишине, но не видел самого боя.
– Они убили меня! – прокричал Иван.
– Руби танк, танк руби! – орал бригадир, зная, что Иван пуглив и не выпил должного.
Немцы, судя по звукам, кое-как отбивались, пока механик на чистом русском не произнес:
– Честное слово, меня измотало это их вечное воровство…