— Фламинго! — в восторге закричал Камо. До сих пор он видел этих птиц только на картинках,
«Как жаль, что нет здесь Асмик, — поглядела бы! И как поразился бы Грикор, которого удивляет каждый пустяк… Вот удивятся все в школе!» — думал он и лихорадочно шарил по карманам. Где-то у него были бумага и карандаш, и ему хотелось зарисовать расстилавшуюся перед ним картину.
Рука мальчика коснулась висевшего на груди фотоаппарата. Он обрадовался: совсем было забыл о нем! И Камо торопливо начал делать снимки, прежде всего, конечно, с розовых фламинго, на длинном пути своего перелета случайно выбравших этот уголок для отдыха.
Рядом с фламинго расхаживали большие, величиной с доброго барана, белые пеликаны. Они опускали свои огромные клювы в озеро и с изумительным проворством выуживали рыбу, а потом, высоко подкинув добычу в воздух, ловили ее на лету.
«Пеликаны подбрасывают рыбу, чтобы заглотнуть не с хвоста, а с головы: с хвоста ее не проглотишь — упрется в горло плавниками», — подумал Камо.
Он направил фотоаппарат на бакланьи гнезда, похожие на гигантские перевернутые шапки-папахи. И у каждого гнезда — груды рыбы. «Это их заготовки впрок», — подумал Камо.
Невдалеке он заметил в камышах гнездо какой-то болотной птицы, тоже сидевшей на яйцах. К гнезду подлетел самец. Птица поднялась и улетела — вероятно, позавтракать, — а самец сел на гнездо.
«Интересно, почему домашний петух никогда не сменяет наседку? — подумал Камо, но сейчас же нашел ответ: — Должно быть, в этом нет нужды. У курицы есть хозяйка, которая ее кормит, а кто кормит эту бедную дикую птицу-мать?»
Вдруг на середине озера с душераздирающим криком взметнулась серенькая уточка. Она вытягивала голову и била крыльями, стремясь взлететь, но что-то, словно привязанная к ногам гиря, тянуло ее в глубь озерца. Вот уточка что было силы рванулась вверх, и Камо увидел, как под брюшком у нее мелькнула на мгновение блестящая спинка выдры. «Подводной лодкой» подобралась она к своей жертве… Не прошло и нескольких секунд, как там, где только что весело резвилась утка, поднимались пузыри да плавали серые перья. Пузыри лопались, расходились на воде кругами. А вскоре и их не стало, и на озере снова наступил такой мир и покой, будто ничего и не случилось.
В эту минуту, словно затем только, чтобы еще больше удивить Камо, у берега появилось плавучее гнездо, настоящее плавучее гнездо, сплетенное из камышовой листвы и водорослей. Утка или лысуха (Камо не успел хорошо разглядеть), сидевшая на гнезде, увидев мальчика, вытянула шею и собралась было взлететь. Но потом, вероятно вспомнив о своем потомстве, раздумала. Набежала небольшая волна, подхватила плавучее гнездо, и оно с его хозяйкой повернуло и поплыло назад.
Камо уверял потом, что утка сама гребла лапкой, словно веслом, но в ту минуту он так растерялся, что даже не сразу сделал снимок с этой замечательной картины, ни в одной книге им не виданной.
«Вот так птица! Она, наверно, додумалась построить себе гнездо на воде, чтобы спасти своих птенцов от хищников. А пищу добывает на ходу: мхи, побеги камыша, червей…» — мелькнуло у него в голове.
Тут подлетел к гнезду селезень, что-то принес поесть подруге и снова улетел.
«Как они заботятся друг о друге!» — с теплым чувством подумал Камо.
Неожиданно на воду легла большая черная тень. Взволнованно зашумели и попрятались в камыши птицы, беспомощно закричали бакланы. На плавучее утиное жилье упал с неба сокол.
Утка неистово кричала и отбивалась.
— Киш, киш, киш!… — замахал руками на сокола Камо и вдруг, потеряв равновесие, покачнулся и упал на спину.
Здесь и произошло то, чего он опасался: плетеное «дно» прорвалось, и он очутился по грудь в воде.
Опоры не было. Камо ухватился за камыши, сделал попытку подтянуться, освободить ноги и выбраться на островок, но это ему не удалось. Звать на помощь товарищей он не хотел, да они, пожалуй, его бы и не услышали.
Болотистая прибрежная почва начала засасывать его все сильнее. Камо крепко ухватился обеими руками за камыши, но они гнулись и опускались, и он чувствовал уже, как холодная вода подступает к его плечам.
«Неужели тону?» — подумал Камо. Он поднял глаза. Напротив него все так же спокойно покачивалось на прежнем месте плавучее гнездо, и все так же гордо сидела на нем птица-мать.
Освобождая попеременно то одну, то другую руку, Камо начал сгибать камыши и подминать их под себя, образуя что-то вроде подушки. Но и она подавалась под мальчиком, опускалась все глубже и влекла его за собой.
— Грикор, Армен, помогите!… — сдавленным голосом крикнул Камо и сам испугался своего голоса, своих слов: неужели он на самом деле тонет?…
Подвиг Чамбара
Голос Камо не дошел до товарищей, но они заметили тревогу Чамбара. Он визжал, беспокойно кружился в лодке, наконец выскочил на берег и кинулся в узенький проход, проломленный в камышах Камо.
— Камо в опасности! — побледнев, воскликнул Армен. — Я верю чутью собаки.
— Не упал ли он в озеро? — вздрогнул Грикор.
— Может, ему наша помощь нужна!
— Что ты вообразил! Камо такой сильный и ловкий, с ним ничего не случится, — подбадривая себя, сказала Асмик.
— Идем, Грикор! — И Армен начал пробираться сквозь камыши по следам Камо.
Грикор последовал за ним.
А вода была Камо уже по шею, давила на грудь, на спину. Мальчику казалось, что он зажат между двумя железными плитами. Они сжимают его все сильнее, мешают дыханию. Еще немного — и он задохнется… Камо и кричать больше не мог, а только чуть слышно стонал. Руки его мало-помалу ослабевали, и пальцы, сжимавшие камыши, уже не слушались.
В эту минуту кто-то крепко схватил его сзади за рукав у плеча и потянул вверх. Почувствовав за своей спиной жесткие прутья камышей, Камо, сделав усилие, повернулся, прижался к ним грудью, подтянулся и лег на них животом. «Как вовремя пришел Грикор!» — мелькнула радостная мысль.
Лежа в камышах и понемногу приходя в себя, Камо с безграничной признательностью прошептал:
— Спасибо, Грикор, милый… как вовремя ты подоспел! Минута — и я был бы на дне. Подтяни меня еще немного.
Ответа не было. Камо с усилием приподнял голову и вдруг увидел перед собой большие сияющие глаза собаки.
— Чамбар… родной!… — ахнул Камо. — Ты это, Чамбар?., А я-то благодарю Грикора…
Чамбар радостно взвизгнул и лизнул Камо прямо в губы, В камышах забулькала вода. На помощь товарищу, с трудом продираясь в зарослях, скользя и падая, спешил Грикор.
— Камо, родненький, что с тобой? — чуть не плача, кричал он.
За Грикором шел Армен.
Вдвоем они подняли Камо и оттащили его в глубь островка, где камыши были гуще и опора надежнее.
Наломав камышей и сделав из них холмик, мальчики усадили на него Камо и сами сели рядом.
— Да, ты как следует выкупался, — сказал Грикор, снимая с Камо мокрую рубашку. — Ты ведь совсем под водой был! Как ты только выбрался?
Камо вместо ответа ласково кивнул головой в сторону собаки.
— Чамбар? — удивился Грикор. — Ну-ка, моя собачка, поди сюда, дай твою милую морду!
А Чамбар восторженно помахивал хвостом, и столько радости было в его умных глазах, будто он понимал, что говорят о нем, хвалят его…
«Водяной»
— Ну, а как же ты… — начал было Армен, но рев «водяного» прервал его.
Мальчики, побледнев, подняли головы.
Точно взволнованное взрывом, происшедшим в его глубинах, озеро всколыхнулось. В самом центре его возникли и, медленно расплываясь, уходили к берегам большие водяные круги.
— Вода раздалась, будто пещера открылась, — пробормотал Грикор, еле шевеля посиневшими от страха губами.
— А ты увидел что-нибудь? — спросил Армен у Камо.
— Водяной столб вырвался из озера…
Они говорили шепотом, словно опасаясь, что кто-нибудь их услышит.
А над озером спокойно взлетали и вновь садились на свои гнезда птицы. На них этот жуткий рев не произвел никакого впечатления: птицы, по-видимому, уже привыкли к нему. Только фламинго на том берегу тяжело взлетели в воздух и парили над водой, свесив длинные ноги.