Дед опять самодовольно усмехнулся в усы и погладил бороду:
– Гм… – буркнул он. – Ты что же, думаешь, всякий правду знает? Многие думают, что молодые пчелы из улья улетают, свою семью заводят, как у всех животных: вырастают дети, уходят от отца-матери… А вот пчела такой ошибки не делает. Если пчела выпустит из улья своих слабых, неопытных деток – не выживут, погибнут. Это тебе не волчонок, который найдет спящего зайку, ухватит за шиворот и слопает. Для него это просто. У пчелы дело потруднее. Пчелиной семье, чтобы жить, громадную стройку затевать нужно. Целый город! Склады для меда, для цветочной пыльцы, помещения для деток и разные другие… Откройте-ка улей, поглядите – город, настоящий город, со своими порядками, правилами… Ну, вот теперь я вас и спрошу: кому – старым, опытным уходить новый город строить или таким, как вы, несмышленым младенцам?
– Конечно, старым, – в один голос ответили ребята.
– Так… Вот старые добровольно и оставляют молодым все свое богатство: жилье, склады воска и меда, все хозяйство, а сами улетают.
– И ничего с собой не берут? – удивилась Асмик.
– Ничегошеньки!
– А дикую пчелу можно приручить? – спросил Камо.
– Да еще как! Добудь-ка соты диких пчел с их личинками да поставь в колоду – поглядишь, какими станут домашними… Сколько раз в погоне за куницей бродил я по горам, лесам, пчел находил и приносил домой… Не я, положим, находил – куница дорогу показывала. Это ведь она каждую ночь все дупла обыскивает, находит мед, обжирается, а иной раз тут же, в дупле, и засыпает. А я иду себе по ее следам. Найду дупло, вытащу куницу и – проснуться не успеет! – пристукну. Шкурку к поясу подвешу, мед сложу в ведро, пчел – в папаху, и домой. И какие же это пчелы!
– А какая пчела лучше – дикая или домашняя? – поинтересовался Грикор.
– Как же ты до сих пор не знаешь, что домашней пчеле куда как далеко до дикой! – по охотничьей привычке, преувеличил дед. – Дикая пчела хороша тем, что мохната – значит, легче переносит холод, – объяснял он по-своему, неученому. – Ножки у нее длиннее, крылышки длиннее – значит, может летать дольше, и ветер ей нипочем. – Легче засуху переносит, голод… Почему так? Да потому, что о ней заботиться некому и она только на себя и надеется. А домашняя пчела во всем на хозяина полагается… В природе все рассчитано, предусмотрено. Вот оно как!
У Грикора засверкали глаза.
– Неужто ж я меньше куницы стою – вскочил он с места. – Да я в ту пещеру, как кошка, залезу, всех пчел заберу – и в колхоз… Вы только рты разинете. Вставайте-ка, идем!
Дед только рукой махнул:
– Да ведь это же рядом с дверями в ад…
– Ну и пусть рядом, нам-то что!
– Дедушка, родненький дедушка, – взмолилась Асмик, – пойдем, покажи нам, хоть издали покажи…
Старика наконец уговорили.
– Ладно, идем. Только уговор: издали поглядите, – сказал дед.
Он встал и заботливо уложил бороду за пазуху. Поднялись и ребята.
Пришел пастух, и Грикор сдал ему телят. За питомцами Асмик присматривала ее мать. Правление колхоза еще весной назначило Анаид надсмотрщицей за птицами, и теперь она была штатной сотрудницей «опытной птицеводческой фермы».
– Что мы должны взять с собой? Лопаты, веревки? – спросил Камо.
– И что-нибудь покушать, – сейчас же отозвался Грикор и заторопился домой.
– Возьми в колхозе несколько веревок, да покрепче! – крикнул вслед ему Камо.
– Заодно нам нужно будет хорошенько обследовать горы. Если бы нам не только мед найти, а и воду… – мечтательно сказал Армен.
– Вода?.. Вода – мечта. Наши деды умирали со словом «вода»… Легко сказать – «найти воду». Пойди найди! – безнадежно махнул рукой дед Асатур.
– Ну, а если мы машинами продолбим склон горы над нашим селом и дойдем до сердца горы, не найдем ли мы там источников, дающих воду озеру Гилли? – спросил Армен. – Как ты думаешь, дедушка?
– Да разве мы не провели бы воду, если бы это было можно? – рассердился старик. – Разве мы и без твоих машин там не копали? Не понимаю я, что ли? Главное – водяную жилу найти, перехватить… А вот – нету!
– Всё «нету» да «нету»… Не мы, так геологи найдут. Мы ждем их из Еревана.
Ожидая возвращения Грикора, Камо с Арменом снова горячо заговорили о воде. Старик слушал молча, но с сомнением покачивал головой. Наконец вернулся Грикор с туго набитым дорожным мешком за плечами и киркой.
– А веревки? – спросил Камо.
– Кто мне в колхозе веревку даст? Только накричали. Но главное-то я принес – теперь Чанчакар не устоит перед нами. Поглядите-ка! – И Грикор снял с плеча свой тяжелый мешок со съестным: – Всех ваших матерей обошел, у всех забрал что было вкусного.
– Вот молодец, – засмеялась Асмик, – догадался!
– А кирку ты зачем принес? – спросил Асатур.
– Ученые без кирки по горам не лазят, – ответил Грикор серьезно. – Не видал разве?
– Ну, довольно, – скомандовал Камо. – Пошли!
Так начался их первый подъем на склоны Дали-дага, к повисшим над бездонным ущельем утесам Чанчакара – Пчелиной скалы.
«КРОВЬ СЕМИ БРАТЬЕВ»
Казалось, все тона радуги были отражены в этом огромном, пышном цветочном ковре, покрывавшем склоны Дали-дага.
Ребята остановились и в восторге любовались алыми горными маками, ярко выделявшимися на зеленом фоне трав. Желтенькие, с длинными лепестками-ресницами нарциссы опустили, словно скромные девушки, свои головки, не смея поднять глаза на незнакомых пришельцев. Одуряющий запах распространял желтый цветок, который в горах называют «ладанным». Рядом с ними рос цветок «масленый», с блестящими, точно маслом смазанными, лепестками. Суеверные старухи зачем-то кладут его в сметану, сбивая масло. Кустисто разрослись белые ромашки. Скромно прятались в траве миниатюрные желтоцветы, голубели колокольчики.
Горячее южное солнце наделило все эти цветы и травы не только приятным ароматом, но и целебными свойствами. Простые травы, сплетаясь с дикими пряными растениями, тоже, казалось, приобретали их запахи.
– Видите эти простенькие листочки? – спросил дед. – Мы их зовем «бычий язык». На какую бы рану вы их ни положили – сразу заживет. Было как-то со мной – с утеса свалился, руку разбил. Вот этими листками и залечили. Большая у них сила! Положишь на нарыв – созреет, прорвется. Сваришь, дашь отвар больному – удушье пройдет, как ножом отрежет. Вот как!
Высоко-высоко над другими вытягивали свои длинные стебли цветы «кантафи», как их называют в Армении. Здесь, в горных районах, их сушат и хранят как лекарство.
– Скольким людям эти цветы жизнь спасли! – рассказывал дед Асатур. – Раз охотник Каро заночевал в горах, на снегу, – не хотел оленя убитого бросить. Ну, и отморозил себе легкие. Кабы не цветок – помер бы человек.
– Как же ему цветок помог? – спросила Асмик.
– А просто: заварили, как чай, дали попить горячим – вспотел, спасся.
– Как хорошо здесь! – воскликнула Асмик. – Давайте разуемся и будем бегать!
И девочка, скинув обувь, начала весело носиться по зеленым травам горного луга. Мальчики последовали ее примеру.
Неожиданно Асмик остановилась. Красивый багряный цветок привлек ее внимание.
– Это не «кровь ли семи братьев», дедушка? – спросил Камо и побежал к цветку.
Бросился к нему и Армен.
Камо уже нагнулся, чтобы сорвать цветок, но, заметив умоляющий взгляд Асмик, остановился.
– Я сорву его, я! – И Асмик осторожно с корнем выдернула цветок из земли. – Я посажу его дома. Какой чудесный!.. Правда, что это и на самом деле кровь семи братьев, а, дедушка?
– А как же! – важно отвечал дед. – Конечно, это кровь семи храбрецов. Цветок этот встречается только у нас, да и то очень редко. Вот уже шестьдесят лет я кружу по нашим горам, а только два раза находил его. Один раз – когда молодым был. Тогда мне Наргиз приглянулась, старуха моя. Отнес ей, подарил… В другой раз – в японскую войну. Когда это было?.. Да, доченька милая, цветок этот дома не живет – ему чистый, горный воздух нужен. Говорят, на чужой земле он умирает.