«Восстаньте, падшие рабы!» Кого это призывал Пушкин? Не римских же рабов! Их давно нет в живых…
Мысли его были прерваны прошедшими мимо людьми. Они возбужденно разговаривали:
– А тот самый русый, Степаном которого кличут, даже стону не подал. Будто и не его били.
– Молодчага парень! Жалко его – под «красную шапку» угодил. Это – как в острог!
– Зазря ребят губят, зазря. Не виноватые они.
– Тише… Услышат…
Итак, Степана отдали в солдаты – «под красную шапку». На целых двадцать пять лет. Ужасно! Солдат – уже не человек. Николай вспомнил, как в Грешневе провожали двух рекрутов. Ночью их держали в холодном сарае под замком, а утром со связанными руками посадили в телегу. По бокам – солдаты с ружьями. Рекруты кланялись. Женщины голосили. Причитали матери-старухи:
– На кого вы нас, бедных, спокидаете? Кто нас, сиротушек, от людей злых да укроет? Пропадете на чужой сторонке… Не увидим вас во веки-вечные…
А он увидит когда-нибудь Степана? Может, еще не увели его с площади. Может, удастся ему рукой помахать…
Но на Сенной было уже пусто. Мрачно возвышался деревянный помост со следами крови на смолистых досках, и какая-то бездомная собака выла подле него.
– Прощай, Степан! – прошептал Николай. – Прощай!
Темное облако надвинулось на солнце. Еще мрачнее сделалось вокруг.
Прощай, гимназия!
Куда ж идти? К чему стремиться?
Где силы юные пытать?
Перед экзаменами время тянулось особенно медленно. Казалось, конца ему не будет. Уже на носу петровки, и не так сладко заливаются на ясных зорьках в береговых кустарниках соловьи, уже заалела на солнечных кочках первая земляника, а экзамены все еще не начинались.
Признаться, дела Николая складывались неважно. Если уж говорить точнее – очень плохо. Годовые отметки не радовали. Единиц и двоек – порядочно.
Вопреки ожиданиям, самый высокий балл – четверку – поставил лишь отец Апполос по закону божьему. Очень ему понравилось, как Николай притчу о блудном сыне рассказал.
– С душой глаголил, сын мой, с душой, – довольно повторял отец Апполос. – Зело наставительная проповедь. Уму-разуму учит младое поколение наше, яко воистину во путях жизненных заблуждающееся…
От отца Апполоса пахло дорогими духами, а шелковая фиолетовая ряса сидела на нем. как модный светский костюм.
По латыни у Николая все годы были только двойки. Давно находился он с ней не в ладах. Известно почему: «Туношенского наука – учить ее скука».
Но Петр Павлович не забыл оказанную ему услугу и поставил Николаю годовую тройку и по латыни, и по риторике.
Карл Карлович Турне решительно вывел в журнале свой любимый кол, сопроводив его, как обычно, глупой присказкой:
– Если хочешь быть счастлившик, кушай в Ницца чернослившик…
Так же легко расправился и злой Мартын.
Оставалась еще математика. Николай пытался было одолеть ее один. Но очень скоро почувствовал, что это ему не под силу. Математика требовала строгой последовательности. Не зная какого-либо предыдущего правила, новой задачи не решишь. А Николай немало пропустил уроков, да к тому же и в учебник редко заглядывал. Мудрено ли поэтому, что он блуждал в алгебраических буквах и числах, как в темном лесу, что уравнения с двумя и тремя неизвестными казались ему недоступной китайской грамотой.
Что ж, придется обращаться за помощью к Мишке. Математику он знает. Видно, отец внушил: без цифири – какая торговля!
В прошлом году, на удивление всему классу, Мишка в один присест решил задачу, над которой бились чуть не целый час. Задача эта казалась на редкость заковыристой. Говорилось в ней про какие-то бочки А, В и С. От них мозги набекрень лезли. А Мишка только ухмыльнулся:
– Бочки? Гляди, с вином?! Гы! У нас их в магазине видимо-невидимо.
И в два счета решил задачу. Каждой бочке объем определил. Вот какой математик Мишка!
Беда только, что с тех пор, как они поссорились в саду из-за Юлечки, он теперь не здоровается, грубит. Что с ним случилось? Будто подменили его. Раньше быстро забывал обиду.
Сунув под мышку тетрадь и учебник Беллявена, Николай отправился на Нетечу.
Мишки дома не оказалось.
– Небось, купаться убег, – ласково поздоровавшись, сказала его мать, румяная, добродушная женщина, – чай, скоро явится. А вы подождите его в саду, эвон там, на скамеечке. Может, кваску желательно, голубчик? Я распоряжусь…
Николай поблагодарил, но от квасу отказался. Он углубился в сад, сел в тени на скамейке, раскрыл книгу. Ох, попробуй-ка в ней разобраться – куча всяких иксов, игреков, зетов! Скобки простые, скобки квадратные, скобки фигурные… Минусы, дающие плюсы… Радикалы… Фу!..
Николай отложил учебник в сторону. На вершинах лип забавно перекликались скворцы, передразнивая кого-то. Чирикали воробьишки в кустах. Где-то в стороне басом мяукнул кот. Неуверенно, будто стесняясь, кукарекнул молодой петушок.
– Здравствуйте, господин Некрасов! – мелодично прозвучало вдруг за спиной Николая. – Что вы здесь делаете в полном одиночестве?
За оградой, на том же самом месте, что и в прошлый раз, стояла в легком белом платье Юлечка. На щеках ее – слабый румянец.
Николай растерянно вскочил со скамейки. Вот уж никак не ожидал он, что Юлечка сейчас появится. Конечно, он думал о ней, надеялся увидеть ее сегодня. Но только не так неожиданно.
– Почему вы молчите, господин Некрасов? – продолжала Юлечка, улыбаясь. – Вероятно, я оторвала вас от важных дел?
– Нет, помилуйте, что вы, – застенчиво сказал Некрасов. – Здравствуйте!.. Добрый день!.. Я очень рад… Вы, как в сказке… из-под земли выросли…
Юлечка звонко рассмеялась:
– Однако я на вас сердита. Обещали прийти в гости и не сдержали своего слова. Ай, ай! Разве можно так поступать, господин Некрасов?…
Приятно было слушать этот милый ласковый голосок. Только почему Юлечка упорно называет его господином Некрасовым? К чему такая официальность? Впрочем, она, наверное, и не знает его имени. В прошлый раз Мишка представил его господином Некрасовым. Так и пошло.
– Что вы изволите читать? – вытягивая шейку, любопытствовала Юлечка. – Что-нибудь интересное, занимательное?
– Какое там! – хмуря брови, протянул Николай. – Математика.
– Беллявена?
– Она самая.
– Я вижу, вы не очень-то любите математику?
– А кто ее любит? – безнадежно махнул рукой Николай. – Может, вы?
Юлечка закачала бантиками:
– Угадали, угадали! Я так ее люблю, что готова бежать от нее за тридевять земель.
– Это серьезно? – Николай искренне обрадовался. – У вас по алгебре тоже единицы?
– Ой, что вы! – замотала головой Юлечка. – Единицы? Я с ума сошла бы от отчаяния.
– А я вот не схожу, – помрачнел Николай. – Кол не так уж страшен. У нас в гимназии к нему привыкли… Все!
– Все? И Мишель тоже?
Опять Мишель! Уж не сказать ли Юлечке, чтобы она его так больше не называла?
– Нет, он у нас Пифагор, – поддержал Мишкину честь Николай, – любую задачу мигом решит.
Лукаво покосившись, Юлечка вдруг спросила:
– А не доводилось ли вам, господин Некрасов, видеть в одном старинном журнале такую картину: стоят по разные стороны забора кавалер и барышня, беседуют, наверное, уже битый час, и никак не догадаются, что удобнее им разговаривать на одной какой-либо стороне?
– Что-то я такой картины не видел, – простодушно ответил Николай.
– Ой, какой вы недогадливый, – укоризненно закачала головой Юлечка. – Следовало бы вам понять, что я любезно приглашаю вас пробраться в наш сад.