* * *
Вокзал встретил нас обычной суетой. Носились люди с сумками, чемоданами, даже с обычными мешками. Среди толпы выделялись те, кого там, дома, называли раньше "челноками". Здесь тоже существовал этот "народный бизнес". Этот мир вообще мало чем отличался от моего, родного. Только тем, что здесь у людей были непонятного мне назначения медальоны нарисованный рукой человека, причем очень искусной рукой, портретики. Они носили их на шее. И, кажется, этот портретик, который они называли "душой", был жизненно важен. Я оставил "своих", как уже привык называть Федора и Оксану, в зале ожидания, а сам отправился в обход по вокзалу. Ничего необычного. За последние дни у меня выработалась привычка присматриваться к людям. К выражению на их лицах. И каждое безразличное лицо вызывало у меня подозрения, заставляло сжиматься в пружину и высматривать кратчайший путь к двери. Сердце екало с частотой в полторы минуты - повсюду торачала охрана, красноречиво выпятив пистолет из-под пиджака. Нет, ОНИ бы не стали так светиться... Хотя, еще неизвестно, что можно назвать лучшей конспирацией. ...В пивной у окна сидел турист. Почему эта мысль первой пришла в голову? Да потому что обычно люди так не выглядят. Этот был еще и иностранцем - зелено-коричневые шорты, белая футболка с какой-то эмблемкой навыпуск, ботинки и белые носки. Рядом стояла дорожная сумка. Не из дешевых. Он обеспокоенно смотрел по сторонам, теребил что-то висящее на шее. Я пригляделся. И обмер. Здесь я не видел еще ни одного человека, у которого бы не было души. Даже у меня и у Федора болтались на цепочке взятые в бронзовые рамочки фотографии. А у этого не было ничего, а теребил он какой-то покупной сувенир. Я так и стоял столбом, смотрел на него в упор. Турист почувствовал взгляд. А когда взглянул на меня, мне стало плохо. Его серые глаза очутились как-то... близко, совсем рядом с лицом. В голову крались чужие слова: "ТЫ МНЕ НУЖЕН, ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ". Мы вышли из пивной. Я видел впереди его белую спину спину с сине-зеленой надписью "PEACE", но в поле умственного зрения сияли стальные глаза... Очнулся я на помойке. Рядом с дохлой собакой. Мухи, видимо, посчитали и меня скоропостижно скончавшимся и роились надо мной во множестве. Внутри забилось острое отвращение. Снова вырвало. Руки и ноги слушались с трудом. Я кое-как пощупал мышцы - дряблые, немощные какие-то. Первой мыслью было: вкололи! Мне что-то вкололи, подавляющее нервную деятельность. Транквиллизатор, например. И я не знал, как должен себя чувствовать после этого. Отполз подальше от куч гниющего мусора. Свалка была огорожена проволочным забором и находилась, судя по всему, далеко за городом. А Федор? А Оксана? Они ведь остались там, что с ними?! Застонав от бессилия, я упал на теплый асфальт. Одышка рвала грудь. Сердце билось скачкообразно: то замирало, то принималось бешено колотиться, и в такие моменты мне казалось, что я умираю. Провалялся там до самого вечера. Когда стало немного прохладнее, я смог подняться на ноги. Сильно качало, но стоять можно. Наверное, организм восстанавливается после действия... А, может, и не кололи мне ничего? Во всяком случае, следов от уколов я на себе не нашел. Как же тогда можно довести человека до такого состояния? Впрочем, реакции мои были сильно заторможены. Когда подкатила машина и двое молодцов закинули меня внутрь, я даже не успел понять, что происходит. Уже с заднего сидения увидел, как проносятся мимо столбы, опутанные проволокой. - Ну, как самочувствие? Это, по-моему, был микроавтобус. Двое, что подобрали меня, сидели впереди, но за водителем. А рядом со мной... Савва! То же улыбчивое лицо. Это, без сомнения, он. - Плохо, значит, бил, - хриплым голосом продолжил я свои рассуждения. Савва поморщился. - Бил хорошо, чуть было гнить не начал. Только вот душа-то, душа целой осталась. Ну какой же я идиот! Да, нет смысла... Можно хоть порезать человека на куски, но пока этот дурацкий портретик цел - он будет жить. Может быть, мучиться, но жить. Интересно, мучился ли Савва? - Хочешь посмотреть? - он задрал рубашку, чтобы я смог увидеть неаккуратные шрамы. Хорошо поработал, ничего не скажешь. - Расквитаться... желаешь? - мне было трудно говорить, влажный ком где-то в груди не давал словам выходит свободно и превращал их в хрип и клокотание. - Хочу, конечно. Я бы мог бросить тебя там догнивать. У тебя-то души нет, насколько я знаю. Савва пальцем потянул за цепочку и с плохо скрываемым презрением посмотрел на то, что заменяло мне эту чертову душу. - И это было бы моим возмездием, - продолжил он. - Как, сможешь сейчас попрыгать? Но я ограничусь лишь этим... Он с размаху впечатал кулак мне в лицо - я лишь бессильно дернулся; потом в грудь, в живот, опять в грудь. Дыхание перебило, влажный ком стал стремительно разрастаться, заполняя собой и машину, и вообще весь мир. Сквозь пульсирующий гул в ушах я услышал чей-то голос: "Эй, хватит, убьешь!" Мне сунули в рот трубку, из нее потекла свежесть. Кислородная маска. Как гуманно, черт подери! Савва потрусил кистью, потом достал из кармана платок, вытер кулак. Бешенство в его глазах постепенно угасало, как угасала в моих жизнь. - Ладно. Сейчас откачаем его, тогда и поговорим, - сказал он в сторону и уставился в окно. Меня вытащили из машины. Коридор... Я помню коридор, белые лампы на потолке. Вокруг - люди в белых халатах. Врачи, значит. Меня опутали трубками, проводами, принялись совать в вены иглы. Всего этого я практически не чувствовал, но постепенно рассасывался ужасный ком в груди. Правда, слабость не проходила. А потом пришел человек, склонился надо мной, посмотрел в глаза. Ощупал мое лицо. Он что-то говорил, но слова пролетали мимо ушей, лишь речь мягко окутывала тело. И я уснул.
* * *
Очнулся я уже в палате с таким ощущением, что проспал целую вечность. Зато чувствовал себя на удивление хорошо и легко - так бывает, когда сильно устанешь, а потом вволю выспишься. Впрочем, я, наверное, зря назвал то помещение палатой. Комната, только без обычной мебели. Только стеклянная тумбочка рядом с кроватью и вешалка у дверей. Сквозь большое окно лился солнечный свет. Лился роскошными волнами. Я так засмотрелся, что уже начало казаться: вот-вот и вплывет в комнату на этой волне желтый "Чибис". Под своей правой рукой, прямо на стене, я нащупал кнопку звонка. Может, я и впрямь больной? А если позвонить - войдет симпатичная молодая медсестра... Я позвонил. Но мечта о медсестре развеялась, не успев оформиться: вошел широкоплечий мужик в белом халате. Подозрительн осмотрел меня, хмыкнул и вышел. И вот тогда вошла медсестра. Но не молодая и красивая, а уже околопенсионного возраста и в огромных, слоновых, очках. - Ну, больной, как себя чувствуем? - она села на край кровати и посмотрела на меня сквозь толстенные линзы. - Как чувствуете себя вы, я не знаю, а что касается меня, то нормально, - пробурчал я. Настроение у меня несколько испортилось. - Начинаете капризничать. Но лечению лекарствами это не поддается. Прогулки, свежий воздух... Вид у нее был такой, будто разговаривала сама с собой, а я присутствовал в качестве мебели или, что наиболее вероятно, звукозаписывающего устройства. Странно, она рассуждает о том, какой вид лечения для меня наиболее предпочтителен. Значит, не медсестра это, а врач. Значит, еще не все потеряно! С этой мыслью в голове я перевернулся на бок и снова уставился в окно. Впрочем, примерно через полчаса разглядывание в окне силуэтов птиц мне наскучило. На вешалке висела моя одежда, так что я встал, оделся, подошел к тому же окну. Скорее всего, частная клиника где-то за городом. Очень уж вид типичный, прямо как в книгах - маленький парк с парой-тройкой скульптур, лужайками, белыми дорожками и - главное! - высоченным бетонным забором по периметру. Я позвонил еще раз. Вошла та же дама в слоновых очках, вопросительно уставилась на меня. - Можно я... на улицу выйду? Лицо ее смягчилось. - Можно. И правда, куда я отсюда денусь? Кроме забора наверняка все здесь нашпиговано охраной. Как-то не хочется нарываться на пулю. "У тебя-то и души нет..." Я не придумал ничего лучшего, чем просто сесть на скамейку. Хватит ходить, в ногах правды нет... Лучше осмотреться. Может быть, так можно узнать что-нибудь важное. Странно, но я не заметил ни одного больного. Сама клиника наверняка принадлежит тем, на кого работает Савва и все остальные. Кого же они затаскивают сюда? Смертников? Я посмотрел на закрытые полотнами жалюзи окна. - Вижу, наши усилия не оказались напрасными. Хотя бы частично. Рядом сел Савва. И откуда он взялся, как я мог его не заметить? - Учти, два лучших гипнота чуть было не отдали жизни, когда вытаскивали тебя оттуда, - сказал он. - Но лично мне это по барабану. Я сам прибью тебя, если будет нужно. Это понятно? - Куда уж понятнее. А что такое гипнот? Савва пожевал губами, пронзая меня взглядом. - Слушай меня. Мы ценим хороших сотрудников. Мы щедро благодарим их. Безбедная жизнь - вот, что ожидает тебя, если согласишься работать с нами. Заметь, я не говорю: "На нас". Ну? - Где Федор и Оксана? Савва плюнул. Кажется, я начинаю раздражать его. Интересно, чего я добиваюсь? Чтобы он прострелил мне голову прямо здесь и сейчас? - Разговор сейчас о тебе. - Где Федор и Оксана? - упрямо повторил я. Савва сжал кулак. - Да нет никакого Федора, идиот! И никакой Оксаны тоже! Это все тебе засунули в голову специально, чтобы привести сюда! - А почему нельзя было просто приехать и бросить в машину? сказав эти слова, я почувствовал, как что-то обрушилось у меня внутри. Пришло понимание: ничего не было... Бред... Я так и знал, знал это с самого начала... Савва шумно вздохнул. - Ты был для нас идеальной кандидатурой. Разочаровавшийся в жизни неудачник - жена шлюха, дочь шлюха. Вначале мы хотели просто выбросить кого-нибудь вместо тебя из окна, но гипноты давно сидят без работы. А это недопустимо. Вот мы и решили разыграть небольшой спектакль. С болью в сердце я вспомнил желтые горы, берег с крабом, Катерину. Потом - путешествие на корабле и Чибиса с его плащом. Эти люди профессионалы. Раскопали в душе, чего ей не доставало и подали на блюдечке с голубой каемочкой. При этом обильно полили то ли соусом, то ли сиропом. - Что теперь? - Теперь ты должен согласиться. - А это... - я с удивлением уставился на шею Саввы; ничего там не висело, никаких душ. - Тоже гипноз? - Душа? Конечно. Где ты видел, чтобы душу носили на шее? Тебе нужно время, чтобы подумать? - Какой смысл? Если мне судьбой предначертано принять именно ЭТО решение, то неважно, когда это случится. Я глубоко вдохнул и задержал воздух. Все смешалось. Оказывается, весь тот мир, полный дивных красок и мелодий, вертелся вокруг меня одного. Я пришел туда по чьей-то прихоти. И по его же прихоти все рухнуло, рассыпалось кровавым песком. Как я могу забыть это?.. - Нет! - Нет? - Савва удивленно уставился на меня. - Ты что, не понял? У тебя сейчас два варианта выбора: жизнь или смерть. Да - жизнь, иначе смерть. - Я понял. Нет. Савва замолчал, а я поднял лицо к небу. Остается только ждать приведения приговора в исполнение. - Знаешь, - Савва кашлянул, так что я услышал в его голосе новую для меня нотку неуверенности. - Знаешь, какой спектакль разыграли в свое время для меня? Создали мир, в котором нет даже намека на насилие. Там ни у кого не хватило бы жестокости даже на то, чтобы отпустить шутливую оплеуху. Я ведь был на войне. На самой, пожалуй, жестокой из всех войн... На одной из самых жестоких. Сначала - Афганистан, куда я попал еще мальчишкой по меркам взрослых. Сколько мне там было?.. Лет двадцать, может, чуть больше... Я до сих пор помню, как умирал мой друг. Он был на полтора года младше, его дома ждали родители, десятилетний брат и девушка. Он был таким веселым... и он до самого конца не верил, что все то происходило на самом деле... Мои руки так тряслись, что шприц постоянно выпадал из пальцев. Я пытался сделать ему укол, но ничего не выходило и я в кровь искусал губы, пока, наконец, проткнул иглой кожу. Но... было уже поздно. "Это не может произойти со мной, - говорил он, - с кем угодно, только не со мной, это все... понарошку". Я, помню, чуть не умер, услышав это слово. А когда его взгляд уже остекленел, он произнес: "Наверное, я подхватил какую-нибудь заразу и брежу. Сделайте мне промывание и дайте антибиотиков". И умер. Я выжил. Ты себе даже представить не можешь, как это страшно. И вернулся домой, но там натолкнулся на глухую стену. Потом была Чечня. Туда я пошел уже по собственному желанию, потому что ничего не хотел больше, чем отомстить проклятым ублюдкам. ОНИ построили для меня мир, в котором нет насилия, и я сломался. - Ты убьешь меня? - спросил я после долгого молчания. Савва откинул полу пиджака, вынул пистолет из кобуры, протянул его мне. - Убей лучше ты меня. Тебе все равно нечего терять. Я почти всю жизнь пытаюсь задавить в себе эти воспоминания. Но роднику суждено найти выход на поверхность. И он уже нашел его. Знаешь, я вот сейчас сижу и думаю, что живу совершенно зря. Я не посадил дерева, не построил дома, у меня так и не было детей. Я не написал книги и не нарисовал картины. Зачем я живу? И тут еще пришлось вспоминать все это... А это, знаешь, невозможно... Эта рана не заживает. Как ты думаешь, смогу я жить дальше? Смогу, но что это будет за жизнь? Я трус, я не хочу... Савва покорно склонил голову и замер в ожидании. Я почувствовал, как затуманился рассудок. Господи, за что мне это? За что мне такие испытания? Зачем отбрасываешь от себя твоего же сына? И зачем ставишь перед таким выбором? Этот человек глубоко несчастен, война сломила его, как ломает ветер хрупкое деревцо. Вот оно - милосердие, избавлять страждущих от мук... Я огляделся по сторонам. Никого. Никто не смотрит за мной в окно. Даже птицы притихли и облачко закрыло диск Солнца. Великие небеса, что же вы делаете?.. Я спутил курок. И тут же отвернулся, чтобы не видеть. Только услышал, как грузно упало тело. Теперь - бежать. Ворота закрыты. Я в ярости ударил кулаком по металлической створке. Вверху - большая прямоугольная щель, в нее можно пролезть, если взобраться наверх... Сдирая кожу с ладоней, я пополз по стене, цепляясь за немногочисленные выемки. Наконец, ухватился за верхний край стальной створки, перевалился на ту сторону. Оказывается, клинику окружает еще один парк, но находится она не за городом, а почти в самом центре. Психиатрическая лечебница. Петляя переулками, я побежал прочь, в глубь городских лабиринтов. Страх не отступал ни на шаг...