— Ну что, приземляемся? — спросил Купер.
— Нет. Вероятно, это необразованные крестьяне. В городе, если эти цирки действительно представляют собой города, мы установим контакт с большей легкостью, — ответил Ривьер. Затем, полуобернувшись, он сказал:
— Помнится, Ирэн, ты хотела ощутить поцелуй жизни. Похоже, такая возможность у тебя будет, причем, судя по всему, здесь мы имеем дело даже с разумной жизнью, на что не смели и надеяться…
— Да, мы больше не одни в этой безжалостной Вселенной…
— А вот и город, — отрезал Купер, в любой ситуации остававшийся человеком практичным.
Город выглядел огромной циркулярной стеной шириной в несколько десятков метров у основания, но уже значительно более узкой у вершины, и метров в тридцать высотой. Внешняя поверхность, напоминавшая крутой склон, была совершенно гладкой, без единого отверстия, дыры или какого-либо проема. Стена была выстроена из некоей тусклой, темно-коричневой материи. На огромной центральной площади располагалось несколько невысоких строений, похожих на длинные хижины. Ни какой-либо заметной активности, ни какого-либо движения нигде не наблюдалось.
— Их цивилизация не кажется слишком уж развитой, — заметил Купер.
— Не будем спешить с выводами! Где сядем?
— Да хотя бы и на главной площади!
— Хорошо. Меры предосторожности — самые обычные: у каждого при себе автомат, парализатор и несколько гранат. Вы, Купер, остаетесь на месте пилота, двигатель не глушите. Ты, Ирэн, прикрываешь меня. Я спущусь и попытаюсь установить контакт. Жаль только, что электронный переводчик или шлем, передающий мысли, существуют лишь в научно-фантастических романах! Они бы нам не помешали!
Они зависли метрах в двадцати от лачуг и не успели открыть дверь, как ощутили ужасный запах.
— Я уже начинаю полагать, что вы были правы, Купер. Ну ладно, я пошел!
Он спрыгнул на утрамбованную почву и уже направился к хижинам, когда внезапный окрик Ирэн заставил его обернуться.
— Вон они, Бернар! Идут!
Со своей внутренней стороны, огромная стена, которая окружала площадь, не была «слепой»: на различной высоте в ней были пробиты окна. Прямо напротив носа летательного аппарата отворились две узкие двери. Одна из них отъехала в стену, и теперь в открывшейся таким образом тенистой дыре что-то двигалось. Прикрыв глаза ладонью от солнца, Ривьер попытался всмотреться в этот мрак. Там колыхались беловатые формы, тотчас же вызвавшие в памяти морлоков из уэллсовской «Машины времени». Его палец лег на спусковой крючок автомата, но неизвестные существа, продвигаясь, уже вышли на яркое солнце, и тягостное впечатление испарилось, сменившись полнейшим ошеломлением. Не менее изумленный, чем сам Ривьер, Купер вскрикнул со своего места пилота:
— My God! They are angels![17]
В своем волнении он даже перешел с интерлингвы на родной английский.
Три существа, приближавшиеся к Бернару, были невероятно красивы: худощавые и волнообразные, они отливали тысячью различных цветов и оттенков. Их общая форма была гуманоидной, изящная голова, обрамленная длинными золотистыми волосами, выражала благородную величественность и в то же время безграничную нежность. Глаза были большие и голубые, кожа — поразительно белая, рот — маленький и очень красный. Их переливчатость шла от одежды, грациозно развевавшейся на ветру длинной туники, под которой иногда проглядывали небольшие, хорошо развитые ноги. Двое казались мужчинами, третье — женщиной.
Она-то и подошла к Бернару и, улыбнувшись, голосом мягким и плавным, словно птичья трель, произнесла несколько слов. Наплевав на все правила, забыв оружие в салоне летательного аппарата, Ирэн и Купер тоже уже, в свою очередь, спускались на землю. От этих существ исходило такое ощущение приветливости, доброй воли, что сама мысль о какой-либо опасности или вероломстве казалась совершенно нелепой. В глубине сознания Бернара слабый голос заговорил было о капитане Куке, но, быстро отчаявшись, умолк.
«Ангелы» жестом предложили проследовать за ними, и все вместе они вошли в длинный и голый коридор с гладкими белыми стенами, по широкой винтовой лестнице поднялись на верхний этаж и наконец оказались в просторной комнате, свет в которую проникал через окно, выходившее на огромный внутренний двор. Комната была меблирована низенькими диванами, длинным столом с короткими, но соразмерными ножками, гобеленами из восхитительной красновато-коричневой, с золотистым отливом, ткани, и представляющими пейзажи картинами, наименее красочная из которых заставила бы сойти с ума от зависти любого земного художника. Один из их хозяев бросил длинный заливистый призыв, и появилось существо с подносом, на котором стояли полные некоей красной жидкости кубки.