— Похоже, что там горячие споры, — замечает Спивак. — Не могут понять друг друга.
— Наверное, обсуждают: сдаваться в плен или драться до конца, — высказываю предположение.
Вскоре все утихло.
Танки приближаются… Из балки навстречу «тридцатьчетверкам» вырывается небольшая группа гитлеровцев. Над ними запестрел кремовый цветистый платок.
— Видно, взял в сундучке у какой-нибудь тетки, да не успел, стерва, отправить своей Герте, — даже заскрежетал зубами Кумпан. — А теперь, бросив награбленное, сдается на милость победителя. Ух, гады! Была бы моя воля, весь диск выпустил бы в их спины за горе и мучения, что они нам принесли…
Вслед за небольшой группой движется из балки вся стая, ведут, поддерживая, раненых. Оружие бросают в одно место, недалеко от танка, и выстраиваются в колонну.
— Хорошенько, видать, вымуштрованы, — улыбается Спивак, — даже в плену придерживаются заведенного порядка.
— Автоматчикам сдаваться не захотели, считают, видно, что это ниже их достоинства, — размышляет над тем, что произошло, Губа. — Когда возвратится домой, будет ходить козырем: взяли в плен, мол, танкисты, а не какая-то там пехота.
Прибегает посыльный и передает Байрачному приказ комбата:
— Вторая рота должна сопровождать пленных.
— Пошли! — махнул Байрачный рукой.
Торопимся через балку туда, где выстроилась предлинная колонна уже обезоруженных гитлеровцев. Среди пленных — два оберста, несколько гауптманов, есть и другие офицеры. Всего же в колонне двести восемьдесят шесть человек.
— Это лишь немного меньше, чем сейчас людей в нашем батальоне, — тихо, но с гордостью шепчет мне на ухо Спивак.
— Такого, — говорю, — еще никогда не было…
— Будет и не такое! — подбадривающе кивнул головой Спивак. — Еще ведь не конец войне…
Сюда подошли, чтобы посмотреть на щедрый улов, офицеры из штаба бригады во главе с полковником Фомичом. Наше батальонное командование тоже здесь.
— Что же это творится? — озабоченно спрашивает Губа. — Мы отрезаны от своих да еще и приобрели такую обузу: целый батальон немчуры. Что теперь с ним делать?.. Беда, да и только.
— Пленные, Николай, теперь нам не опасны, опасны те, что еще воюют, — откликается Спивак. — К ним, — показывает на колонну, — приставят отделение автоматчиков и поведут их, куда прикажут… А то, что мы во вражеском тылу и отрезаны от корпуса, так разве нам привыкать?
Комсорг батальона говорит громко, потому что знает, что его слушает не только Губа, слушают бойцы из коломыйского пополнения, которым нужно еще привыкнуть, освоиться в таких условиях. Пока они еще чувствуют себя настороженно, скованно. Их, наверное, угнетают слова «отрезаны от своих», ведь это значит — окружены. А об окружении они наслушались немало всяких страхов от бывших окруженцев. Вот и слоняются они двое суток, как обреченные… Правда, когда немчуру взяли в плен, наши новички немного оживились. Ведь что ни говори, а ребята собственными глазами увидели, что такое настоящий бой.
Спивак не навязчиво, а, так сказать, в беседе с Губой дал им понять, что наша берет и что нечего вешать нос. В конце комсорг батальона громко и уверенно добавил:
— Да и корпус через день-два догонит бригаду, как догнал нас батальон Федорова… Разве немцы способны сдержать удар такого бронированного кулака! Так что, Коля, нечего унывать. Порядок в танковых войсках!
VI
В Вишняках много войск! Одни занимают оборону на северной околице села, другие, видно, готовятся в поход. Возле нас расположился истребительный противотанковый артполк, дальше остановились пехотинцы. Дымят походные полевые кухни, звучат команды старшин, звенят ключи о железо — танкисты возятся около своих «коробок». Над лагерем стоит шум. В поведении бойцов, в разговорах, во взрывах дружного хохота на соленые солдатские шутки чувствуется общая возбужденность, окрыленность — это от только что выигранного боя, от предчувствия чего-то нового, неизведанного, значительного, что принесет завтрашний день.
Байрачный, осмотрев оружие моего взвода, остался доволен: автоматы и ручные пулеметы хорошо вычищены и смазаны, гранаты и бутылки с КС хранятся должным образом. Увидев у Губы и Червякова вороненые «вальтеры», мимоходом бросил:
— А трофейное оружие нужно сдавать старшине. — Затем кивнул мне, приглашая сопровождать его.
Когда мы вышли из расположения нашего батальона, он, показав рукой на замаскированные ветками автомашины, криво усмехнулся: