Но выполнить это указание ротного нам не пришлось. Приблизительно в шестом часу, когда солнце только-только склонилось к западу, до нас донесся шум моторов. Он быстро приближался с севера, где шоссе было скрыто от наших взглядов густыми кронами деревьев. Мы не видели, сколько тех танков или самоходок, но нарастающий гул, который потом перешел в грозный грохот, подсказывал нам, что двигается их немало — возможно с десяток, а может быть, и полтора…
Вдруг этот рев затих: наверное, колонну успели предупредить, что ее ожидает опасность, и она остановилась.
По обороне негромко — от окопа к окопу — передали приказ Байрачного: приготовить связки гранат и бутылки с горючей жидкостью! И больше никаких указаний в отношении ведения боя с танками, никаких инструкций. Ведь большинство бойцов побывало не в одном бою, не раз приходилось иметь дело с «тиграми» и «фердинандами». К тому же позиция у нас выгодная: мы — на возвышенности, над дорогой, а противник — внизу, на дороге.
После недолгого затишья снова заработали на высоких оборотах моторы. Все, чем до сих пор жил, отодвинулось на задний план, все поблекло, померкло под гипнотическим действием этого навязчивого, неотвратимого, до тошноты противного гула. Каждый понимал, что с этим звуком приближается развязка: победа или смерть. Но к любому исходу мы относились не равнодушно. Разная бывает победа, разная бывает смерть. И если за победу в данном случае мы были согласны заплатить любой ценой, то погибать ни за понюшку табака не хотелось. Наверное, неспроста говорят, что на людях и смерть красна. Я решил еще раз осмотреть район обороны, который держит мой взвод, — от Орлова, его окопчик как раз в центре полудуги, до Губы, который на левом фланге. Вадим Орлов готовится к предстоящему бою, как к работе в очередную смену: сосредоточенно, основательно и будто уж слишком спокойно. В нишу, что выдолблена в окопе справа, он положил связку гранат и туда же поставил две черные бутылки с жидкостью КС. В такой же нише, сделанной с левой стороны окопа, стоит котелок с водой — надраенный до блеска, чистенький; около него — распечатанная, но еще полная пачка патронов для автомата. Два диска с патронами у Вадима на ремне, там же и две «лимонки». Услышав мои шаги, Орлов сверкнул на меня густой синевой глаз из-под надетой каски и сразу же перевел взгляд на деревья, за которыми громыхали вражеские танки.
Возле второго отделения, где командир сержант Босой, у меня тоже не было причины задерживаться: окопы и ходы сделаны толково и надежно. Да и ребята в этом отделении все обстрелянные, уже не раз побывали в бою и знают свое дело. Поэтому я, не отвлекая их внимания, прикованного к дороге, пошел мимо них по узенькому ходу к владениям Николая Губы. Но успел сделать лишь несколько шагов… Адский грохот многих почти одновременных взрывов потряс землю и, казалось, поставил ее на дыбы. Сильным толчком взрывной волны меня отбросило назад и так ударило о стенку окопа, что даже в глазах потемнело. Вскакиваю посмотреть, что же там происходит, за бруствером траншеи, потому что в промежутках между взрывами слышу тот тревожный, как прикасание штыка к груди, звон, танковых гусениц.
В дыму и пыли двигаются широкой цепью на нашу оборону восемь вражеских танков. Девятый дымит на перекрестке дорог, наверное, подорвался на мине. А может быть, какая-нибудь из наших «тридцатьчетверок» угостила это чудовище бронебойным так, что другие не рискнули двигаться по этой дороге. Так или иначе, но пройти вперед, оставив нас у себя за спиной, они не решаются. Наверное, их командир понял, что без танкового прикрытия ни их автомашинам, ни пехоте не прорваться. Да и танкам без десанта, без пехоты — плохо. Потому и двинулись на наш холм, чтобы не подставлять уязвимые борта под дула наших танковых пушек и чтобы покончить с нами…
За «тиграми», пригнувшись, бегут небольшими группами пехотинцы. «Максим» Чопика захлебывается в горячей скороговорке. Ведь самое главное — не пустить к нашим траншеям пехотинцев противника. Мы это хорошо понимаем и потому ведем по ним уничтожающий огонь, чтобы отсечь их от стального прикрытия… А ведущий «тигр» уже приближается к траншее, к окопу, где засели Губа с Кумпаном. «Раздавит ребят», — мелькнула мысль. Посматриваю краешком глаза на «тридцатьчетверки», что в капонирах. Из пушек вылетает пламя, цедится сизоватый дым. Значит, они стреляют. Почему же не останавливаются «тигры»? Уже тот, что на левом фланге, перескочил через траншею, где Губа, ползет по крутому склону к нашим танкам, как хищник, который приметил лакомую добычу. Вдруг его охватило синеватое пламя, из него повалил черный дым. Это огненное страшилище еще ползло несколько метров — затем его остановил могучий взрыв. Уже потом я узнал, что Кумпан бросил связку гранат, когда «тигр» приближался к окопу, но промахнулся, и она взорвалась в стороне от танка. «Тигр» раздавил Кумпана с пулеметом, а Николай Губа, присыпанный землей, все же выкарабкался и, когда стальное чудовище уже ползло по холму, что за окопом, бросил на его жалюзи две бутылки с горючей жидкостью…