— А чего кричишь, будто я не знаю, — кривится от боли Вичканов. — Потому и раздеваюсь, чтобы кто-нибудь перевязал.
Позвали Лиду Петушкову. Пока она обматывала бинтом его левое плечо (рана неглубокая — чиркнуло по касательной), Вичканов рассказывает о встрече с гитлеровцами.
Туда, в дальний конец леса, они втроем прошли в полной тишине. Кое-где синички нарушали тишину. Ближе к опушке услышали шум и вражьи голоса. Залегли — и уже ползком, чтобы не быть замеченными, добрались до немцев. Они как раз обедали. Бряцали котелки, звучали громкие команды.
— Расположились, паразиты, как дома. Обедают…
«Вот я вас накормлю!» — прохрипел Петр. Я не успел на него и цыкнуть, как он дал по скопищу автоматную очередь. Не промазал… Ну, думаю, если уж мы демаскировались, терять нам нечего. Нажимаю на гашетку. Иван тоже строчит. Говорю Петру и Ивану: «Отходите быстрее, я прикрою!» Да разве оторвешь от такого зрелища. Хлопцам, наверное, впервые пришлось увидеть, как враг под их пулями мечется и падает… Опорожнили диски. И, вместо того чтобы отползти в чащу, поднялись — сказано, молодо-зелено — и рванулись в лес. Обоих скосило.
Вичканов умолк. Его смуглое лицо было суровым и мрачным. Глубоко вздохнув, он, будто стесняясь своей откровенности, сказал:
— Мне тоже пришлось драпать… В Чебоксарах перед войной занимал призовые места в кроссах. Но так бегать, как сегодня, не приходилось. Наверное, хотели схватить меня живым. Видно, «язык» нужен… Гнались за мною долго. А может быть, как и у меня, патроны к автоматам кончились.
Комбат Походько сообщил по телефону донесение разведки Второму — так кодировался начштаба бригады подполковник Барановский. Из других источников тот уже знал, что в направлении Ромашовки двигается полк противника в составе двух батальонов каких-то курсантов, не получивших еще офицерских званий, и одного «волчьего», то есть бывалых, обстрелянных фронтовиков.
Барановский приказал гвардии капитану Походько дать своим батальоном встречный бой в лесу… Нам, командирам, комбат сообщил об этом приказе без видимого энтузиазма. И ему и нам казалось, что лучше держать оборону, пока подойдут наши танки. А тогда уже контратаковать противника. К тому же мы занимаем достаточно выгодную позицию, уже хорошо окопались. Сектор обстрела отличный. Ни одна тварь не пролезет ни к мосту, ни к селу…
Но у Барановского были свои соображения: зачем, мол, подпускать врага под самый нос? Он закрепится в ближнем подлеске и не будет давать нам покоя ни днем, ни ночью — и огнем, и постоянными атаками. Лучше разгромить его на подступах к селу, пока не окопался, не закрепился.
Тоже резонно, если не брать в расчет, что у врага целый полк, а нас всего батальон…
Походько — не по уставу — попытался было связаться с комбригом Фомичом, доложить тому о сложившейся ситуации, быть может, тот повлиял бы на Барановского… Но связь установить не удалось… А приказ есть приказ, его надо выполнять. После разберутся, чья правда. Но «после» бывает поздно…
III
— Первой и второй ротам развернутой цепью наступать на лес! При столкновении с противником дать бой! — приказал Походько командирам подразделений. — Третьей — рассредоточиться по всей линии обороны вплоть до пэтээровцев. Пулеметы — на фланги. Быть готовым к возможной контратаке. Всё, выполняйте! — посмотрел на ручные часы с черным циферблатом. Было четверть третьего.
Жирная пашня на вспаханных с осени огородах похожа на опару. Жадно втягивает сапоги чуть ли не до колен, до верха голенищ. Когда вытягиваешь их, громко чавкают, будто хозяйка месит в кадке подошедшее тесто.
— Если будет стоять такая погода, через неделю-две начнут сеять, — задумчиво говорит Губа, — сначала на возвышенных местах, потом и в долинах… Очень люблю сеять яровые. Скажу тебе, Юра, что так скучаю по работе, даже во сне вижу…
«Что это, — думаю, — случилось с Николаем? Никогда не вдавался в лирику — и вот тебе. Сколько его знаю — все, бывало, шутит или злословит, и вдруг… Говорят, что в предчувствии беды человек вспоминает о самом заветном…
Нет, не нужно думать о предчувствии, не нужно».
Мы перешли через наполненную талыми водами речку. Приближаемся к лесу.
— Что лучше, — тихо спрашивает Губа, — выжидать, окопавшись, или лезть, как мы, на рожон?
— Инициатива, как говорят, на стороне наступающего, — замечает комсорг. — Но ведь тактика не терпит шаблона. Двух абсолютно одинаковых ситуаций не бывает. То разница в соотношении живой силы и техники, то другой рельеф местности, то не с той стороны солнце светит, то ветер прямо в лицо и выдавливает слезы. Да разве мало причин и случайностей могут повлиять на ход операции… А настроение бойцов — разве не влияет? Ого! Попробуй все взвесить и предвидеть…