Смотрю — и глазам не верю. От неожиданности даже в горле запершило. Мой земляк, с которым виделся очень давно.
— Грищенко! Сашка Грищенко! — Бросаемся друг к другу, жмем руки.
— Вот так встреча! — грохочет он грубоватым басом. — А я считал, что тебя давно уже лизень слизал. А он, видишь, в старших сержантах ходит, да еще и танкист, наверное?
— Почти. Только езжу не внутри, а сверху, ну, чтобы свеженьким воздухом дышать. А ты, наверное, механик-водитель, — посматриваю на его комбинезон, но мягкая кожаная куртка с цигейковым воротником вдруг наталкивает меня на мысль, что Саша — лейтенант, не меньше.
— Водитель, водитель. Это точно. Вожу вон ту группу «ИС». Охочусь на «тигров» и «пантер».
За минувшие два с половиной года, что мы не виделись, он заметно изменился. Исчезла юношеская угловатость. Под комбинезоном и курткой угадывалась пружинящая гибкость фигуры. Да и взгляд темно-серых, острых глаз изменился. Нет в нем того настороженного недоверия, которое тогда просвечивало. Нет хмурой угрюмости, из-за которой мы его побаивались. Такое впечатление, что он избавился от внутренней скованности.
— Какое у тебя звание? Может быть, мне нужно стоять перед тобой по стойке «смирно»?
— А ты как думал! — поднимает вверх темные густые брови? — Гвардии капитан. Вот так! — Широко улыбается. — Знай, брат, наших…
— Поздравляю, — говорю. — И давно воюешь?
— С сорок первого… Я знаю тракторы всех марок, мне и танк показался родной обителью. Сразу освоился. Уже в первом же бою, под Ростовом, проутюжил вдоль и поперек немецкую батарею. Немного позднее окончил училище ускоренного типа. А потом от Сталинграда — до Шепетовки… Теперь на Тернополь…
Я вздохнул. И, наверно, так тяжело вздохнул, что Саша даже обеспокоенно спросил:
— Ну, а Гриша? Где он воюет?
— В начале марта, — говорю, — отправили в госпиталь, ранен был. Но потом ничего не слышно. Мы были все время отрезаны от тылов…
— А кто ваш хозяин?
— Подполковник Фомич.
— Слышал о таком, слышал. Уральцы?
— Ага…
Посматриваю на свой танк. Ребята устраиваются на облюбованных местах.
— Ну будь, наши уже двигают.
Вскочив на броню танка, оглядываюсь. Саша тоже оглянулся. Махнул на прощанье рукой и, широко ступая, как настоящий витязь, пошел к своим «зверобоям».
Как будто и не холодно: сижу на жалюзи, к тому же еще и укачивает меня легкое покачивание танка, но уснуть не могу.
На западе зависает лилово-сизая туча с раскаленной докрасна нижней кромкой. Кажется, та кромка освещена гигантскими пожарами, которые уничтожают Тернополь… Но ведь отсюда до Тернополя довольно далеко. Наверно, небо покраснело к ветру.
Из-за тучи медленно, будто огненная ракета на парашюте, опускается солнце и сразу же прячется за потемневший горизонт.
— Будет снегопад, — кивает на закат Губа, — с ветерком… Если солнце выходит из тучи или заходит в тучу, верный признак — будет снег или дождь.
— И чего это мы стоим? — слышу от башни голос Орлова.
— Наверное, ведущий первый танк у кого-нибудь дорогу расспрашивает. Интересуется, попадем ли таким образом к фрицам, — подает голос Губа.
— Да здесь, куда ни поверни, к ним попадешь, — раскуривает самокрутку Пахуцкий.
Передние машины загрохотали, зазвенели стальными траками по мостовой. Наша газанула, даже в носу защипало от ядовитого дыма. Оказывается, оборвался «хвост» колонны, вот и остановились. Ожидали, пока нас нагонят.
За громким ревом моторов, за металлическим лязганьем гусениц трудно что-нибудь расслышать.
— Раздолье-то какое! — кричит на ухо Губа.
Танки тормозят, замедляют ход, останавливаются. Мостик, что впереди, разбит. Нужно объезжать. Справа и слева от дороги поблескивают фонарики. Водители и командиры машин ищут надежный объезд, чтобы не засесть в болоте. Оно-то подмерзло, но танк есть танк.
— Обрадовался остановке, Губа, — говорю, — сколько ни едем, а все поля и поля… Хорошо будет после войны тем, кто останется. Будет и хлеб, и к хлебу.
— Только работы до черта, — вступает в разговор Макар.
— А что работа? Работа — это не страшно. Лишь бы жилось хорошо, — задумчиво говорит Николай. — А после войны и в самом деле будет хорошо. Нигде ни одного фашиста не останется. И никакой тебе опасности. Не нужно ни танков, ни пушек, а давай тракторы да комбайны. Даже армии не нужно. Ну, оставят там пограничников — для порядка: чтобы из их села коровы не забрели на наш выгон или наоборот. Вот и вся их работа — ни диверсантов, ни шпионов.