— Жаль, что нет противотанковых гранат, — вздыхает Чопик. — Да и бутылок с горючей жидкостью. А то бы мы этих зверей поджарили.
«Тигры» идут цепью, чтобы лучше прикрывать свою пехоту. Лезут, ведя уничтожающий огонь из пулеметов, не дают нам поднять головы. Пули искры высекают из каменной ограды, за которой мы примостились.
Передний уже движется по улице, объезжает того «тигра», что догорает… Да и застрял, закрыв дорогу другим. Наверно, из «тридцатьчетверки» врезали по нему бронебойным. Остальные танки противника, увидев, что им не пройти, быстро поползли назад. Между ними забегали пехотинцы. И в этот момент заговорил яростно с накипевшей злостью, заговорил пулемет Чопика… А с противоположной стороны улицы заколотил из ручного Володя Червяков.
От этого огня лишь немногим фрицам удалось спастись… Тройка уцелевших «тигров» замаячила между оголенных деревьев по дороге на Оринин…
— В третий раз они не скоро отважатся сюда пойти, — облегченно вздыхает Пахуцкий.
Мимо нас ведут нескольких раненых. А немного погодя несут двух погибших, оба — из новичков.
— Не повезло хлопцам, — говорю Пете Чопику. — Только-только взялись за оружие — и уже отвоевались… А, вырвавшись из плена, наверно, надеялись, что теперь будут гнать немчуру вплоть до Берлина…
— Каждый на что-то надеется, — отзывается Петр. — Только здесь, в бою, никому не известно, когда он отвоюется…
Пронесся слух, будто Губа подбил «тигра».
— Еще и бой не закончился, а они уже шутят, — осуждающе заметил Макар Пахуцкий, который, наверно, как и я, не верил этому слуху.
Нас настораживает внезапная тишина, повисшая над всей округой. Она кажется обманчивой, коварной.
Посматриваем на Орининское шоссе: не ползут ли снова немецкие танки. Но там — ничегошеньки.
Над Старым городом взлетают в вечернее небо красные и желтые ракеты.
— Что за иллюминация? — спрашиваю у соседа. Пожимает плечами. Никто ничего не знает.
— Архаровцы, выходите строиться! — зовет дребезжащим, надтреснутым голосом старшина Гаршин. На белобрысом лице — широкая улыбка. — Кончайте отлеживаться, выходите!
Выскакиваем из своих засад на улицу и шагаем назад, к Подзамче.
Почти в конце улицы, у развилки действительно виднеется серая железная громадина, которую немцы окрестили «тигром».
На нем, с тыльной стороны башни, стоит Николай Губа и колотит прикладом по башне.
— Вылезайте, гады, а то всех перестреляю! — угрожающе кричит танкистам, которые не хотят открыть люк.
Около «тигра» на корточках сидит Вадим Орлов, направив автомат под стальное днище. Сторожит, чтобы через запасной люк не выскользнули немцы.
— Не хотят сдаваться, так давайте подпустим красного петуха, да и конец, — предлагает один из новичков. — Как поджарятся, так выскочат…
Кто-то обращается к танкистам по-немецки, чтобы сдались в плен.
— Безопасность гарантируем… иначе подожжем машину…
Это, видно, подействовало на экипаж.
Откидывается верхняя крышка. Вылезают медленно. Насмерть перепуганные, останавливаются на броне перед бурлящей рекой автоматчиков.
Губа будто даже подрос на радостях, строго и деловито отбирает у танкистов пистолеты.
— Вадим! — И наклоняется к Орлову: — Постереги этик вояк, пока я посмотрю, что там внутри. — Ныряет в люк башни…
Оказывается, Губа, поняв, что «тигр» не может защищать себя, потому что у него заклинило башню, воспользовался этим обстоятельством. Оторвал рукава от телогрейки, смочил их в луже, и вдвоем с Орловым этими кляпами забили выхлопные трубы. Моторы заглохли.
Танкисты из нашей сожженной «тридцатьчетверки» залезают в «тигр». Орлов вынул кляпы.
— Теперь достанется Губе от старшины за испорченную телогрейку, — смеется.
— Ничего! За такую смекалку ему еще благодарность объявят, — отзывается Гаршин.
— А еще бы лучше рукава от жилетки, — добавил Чопик.
Лейтенант Покрищак торжественно объявляет:
— Только что в Каменец-Подольский вошли войска левого крыла Первого Украинского фронта. Свое задание мы выполнили с честью.
Над притихшим Довжком раздается радостное, торжествующее «ура».
Летят вверх шапки, ребята палят из автоматов, из ракетниц.
— Сбор подразделений около штаба, в Старой крепости! — приложив ко рту рупором ладони, кричит Покрищак. В зеленоватых глазах столько радости, что она, кажется, выплескивается наружу.
Вскоре запыхтели, загудели моторы «тигра». Водитель включил малую скорость, наверно, решил подождать, пока подойдут «тридцатьчетверки», чтобы уже за ними идти к своим — в город.