Через полчаса Ева снова позвала его снизу:
— Миша, ладно, иди вечерять, в другой раз доделаешь…
— Заканчиваю… — кивнул разведчик.
Минут через десять он вбил последний гвоздь, спустился вниз, вошел в дом. В горнице, как всегда, было чисто, прибрано, на столе постелена белая льняная скатерть, дом заполнен приятным запахом горячей снеди. Михаил развел руками, снова вышел во двор, там умылся, потом, вытирая руки полотенцем, вошел.
— Что за разговор, Марек? — спросил он, присаживаясь на крепкий старинный стул.
— Офицер тут недавно ваш наведывался, — сказал Марек. — Расспрашивал про всякое разное, как, мол, живем… И почему гостей принимаем… И еще откуда так хорошо русский язык знаю. Назвался капитаном Ивановым. Думал ввести в заблуждение… Но мы тут всех русских офицеров уже знаем. Это капитан Шульгин из особого отдела, я правильно говорю? Он пытливо уставился на Михаила.
— Ты б его угостил, — уклончиво посоветовал Миша. — Своей пшеничной. Язык бы развязался, а вопросы бы закончились.
— Налил, — кивнул тот. — Он похвалил. Мол, и самогон у вас совсем русский, и картошка рассыпчатая, и капуста с клюквой как в его родном Липецке у тещи… Очень вкусно, говорит. Только вы, говорит, будьте поосторожнее. Здесь, мол, много всякого сброда шатается. Будто мы сами не знаем… К вам, спрашивает, они заходят? Да тут всякие заходят, говорю, ваши тоже бывают. Я им в документы не смотрю. Не мое это дело. Короче, отвечает, я слыхал, сюда к вам власовцы наведываются, вот и предупреди, когда они в следующий раз придут. Если жить хочешь… — Хозяин помолчал, потом спросил: — Он же не просто так ко мне приходил. Верно?
— Когда? — спросил Михаил, поймав испуганный взгляд Евы. — Когда придут эти власовцы? Знаешь или нет?
— Не знаю… — сокрушенно признался Марек, и снова налил себе и хотел налить Михаилу. Но тот прикрыл стакан ладонью. — По-разному ходят. Когда как. То их недели нет, то через день шастают. Сплошной линии фронта здесь все еще нет, сам знаешь… А попробуй им отказать, если они по-нашему, по-русски просят. Если «шмайсер» в окно тычут — открывай!
— Вот сам и подумай, — сказал Михаил. — Они предатели, понял? Так тебе виднее, как свою шкуру спасти, нет? Ну все? Это все твои секреты?
Ева вдруг заплакала, встала перед ним на колени, что-то заговорила по-польски, стала целовать руки Михаилу, тот поднялся, попятился.
— Это с чего она вдруг? — растерянно спросил он хозяина.
— Внучка Марыся у нас здесь в погребе сидит, — сумрачно сказал пан Марек. — От всех прячем. Четырнадцать лет только. Ночью с нами спит, а днем внизу отсиживается. От всех вас, — добавил он почти враждебно. — Сын наш погиб, невестка неизвестно где… Задубеешь там в погребе. Вот и заболела, температура поднялась, лекарств никаких, не знаем, что и делать. Идем, Миша, покажу.
Они вышли во двор. Уже темнело. Подошли к погребу, хозяин оглянулся, прежде чем открыть огромный амбарный замок.
Спустились вниз, посвечивая ручным фонарем.
Михаил увидел там девочку — с закрытыми глазами, потную, дрожащую, несмотря на накинутый овчинный тулуп и ватное одеяло. Она была острижена наголо — короткий бобрик бросался в глаза под сдвинувшимся меховым треухом.
Старик погладил ее по голове.
— Марусенька, внученька, — прошептал он по-русски, — это я, твой дедушка. — И обернулся к гостю: — Вот теперь, Миша, ты все мои тайны знаешь, других, считай, нету.
В окуляре оптического прицела немецкого снайпера Рихарда Кремера — белесого, не по-здешнему загорелого, как это бывает только от постоянного пребывания на жарком солнце, — было видно, как шевельнулись еловые ветки возле позиций русских, и он сразу напрягся, отставив в сторону свой термос, из которого только что пил кофе.
Пока он лишь присматривался. Прежнего русского снайпера он застрелил несколько дней назад, и с тех пор на него никто не охотился.
…Сержант Степан Каморин и старшина Иван Безу-хов ползком, не поднимая головы и прячась за кустами и складками местности, пробирались к снайперскому секрету — небольшому окопу, спрятанному под густой, разлапистой елью. И буквально свалились на головы тех, кто там сидел. Их было двое: разведчик Прохор Полунин и еще один солдат, помоложе, плосколицый и узкоглазый, немного растерянный, и со снайперской винтовкой в руках.
— Рядовой Василий Ильгидин! — громко доложил он старшине и вскочил, пытаясь встать во весь рост, но Степан Каморин тут же сбил его с ног и навалился, пригнув к земле.
— Только тихо, — сказал он. — Опять забыл, где находишься? Ты в секрете, понял? На самой что ни на есть передовой. А здесь честь не отдают и не рапортуют. Здесь, чтоб ты знал, как в бане — все одного звания. Я правильно говорю, товарищ старшина?