— Ну что, все слышали, что политрук сказал? — спросил Иван Безухов, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Вроде он сказал, что только до границы, — неуверенно ответил Михаил.
— Да он еще не то скажет, раз ему велено… Свою голову пора иметь! — посуровел Иван. — Высота эта, сам слыхал, уже за границей. Говорят, два километра от передовой. А на слух я пока не жалуюсь. Карту бы еще посмотреть… Лучше скажи, что тебе этот пан Маркел передал? — спросил он Михаила.
— Не Маркел, а Марек… Так вот, хотят они, власовцы которые, помочь нам. Будто проходы они в минных полях знают. Марек их на этот счет еще раз предупредил. Покажут проходы — могут рассчитывать на что-то. Обманут — разговор, мол, с ними будет короткий.
Неожиданно со стороны немцев началась стрельба, разведчики прижались к земле. Трассирующие пули летели над головами, ухали минометные взрывы. Потом все так же неожиданно стихло, как и началось. Приподняли головы, переглянулись.
— Пугают фрицы, — констатировал Степан. — Ну так что, мужики, скажете?
— Насчет чего? — не понял Иван Безухов.
— Все же непонятно мне, мужики, насчет этого Марека и его власовцев, — сказал Степан Безухову.
— Война к концу, все жить хотят, — вздохнул Иван. — Что ж тут непонятного?
Снова пауза, в течение которой все внимательно смотрели в сторону противника. Взлетающие ракеты на короткое время освещали их лица.
— А если б не к концу? — наседал Степан. — Показали бы они тебе проходы? А вот бы они тебе показали!
И сделал характерный мужской жест.
— Или с чего он, Маркел этот твой, или Марек, так о них забеспокоился? — спросил Степан. — И с чего ты думаешь, будто он для нас старается?
— Неужели непонятно? — хмыкнул Прохор. — Он сам к полякам в плен попал, а они — к немцам. Вот и сочувствует… И говорит, будто ни сам, ни власовцы эти в наших не стреляли, а как проверишь?
— Значит, выходит, веры им нет никакой, — кивнул Степан.
— Может, и верно, — хмуро сказал Иван Безухов, глядя на одного Степана. — Только непонятно тогда, зачем он это все Михаилу рассказывает…
— А чтобы в доверие войти, — ни на секунду не задумался Степан. — Война заканчивается. А жить-то хочется. Что ж тут непонятного.
Иван Безухов не ответил. Помрачнел еще больше.
— У него семья, больная внучка на руках, тоже понимать надо, — сказал он после паузы. — Не до того ему… Ты, Миша, горчичники и таблетки им отнес?
— Отнес, — кивнул Михаил. — Ева прослезилась. Не знала, как благодарить. Внучке, говорит, вроде лучше стало.
Снова наступила пауза, в течение которой все крутили самокрутки из конфискованной у политрука газеты, не забывая поглядывать в сторону противника. Взлетающие ракеты на короткое время освещали их лица.
— М-да… — многозначительно вздохнул Иван. — Так чего ты хотел сказать? — обратился он к Степану. — Ты-то что с этими власовцами предлагаешь сделать?
— А что тут думать? По команде доложить — пусть начальство само и решает. Не нашего ума дело.
— Тогда ты и докладывай, — хмуро ответил Иван Безухов.
— А ты?
— А я не собираюсь. Раз они нам помощь предлагают…
— Значит, пусть эти власовцы, этот кулак, сдавшийся в плен полякам, этот красноармеец-дезертир, продолжают жить в тылу нашей армии? — повысил голос Степан. — Внучкой прикрылся, а кому он служит, если поит своей самогонкой и наших, и власовцев?
— Он никому не может отказать, — негромко напомнил Михаил. — Чтоб пулю в лоб не схлопотать. Ты, Степа, тоже у него бывал. И к его самогонке прикладывался. — Михаил явно держал сторону Ивана. — И еще нахваливал… Или забыл?
— Пил, да, но совести не пропил! — завелся Степан еще больше.
— Только поспокойнее, мужики, — сказал Иван, выглядывая из землянки. — И потише. Сначала сами разберемся, прежде чем к начальству бежать, верно я говорю?
— А ты чего молчишь? — спросил Степан у Прохора.
— А что тут говорить? — отмахнулся тот. — Тоже рыло в пуху. Бывал у него, дезертира этого, сам знаешь. И не один раз. Только писать объяснительные нашему особисту не желаю! Иван правильно говорит. У самих головы нет, что ли? Чуть что — сразу к начальству…
— Та-ак… — растерянно удивился Степан. — Выходит, один я такой, да? Все, стало быть, в ногу, один я шаг вам сбиваю? Не понимаю, мужики, что это с вами? Война-то еще не закончилась, приказа о демобилизации не было! Стало быть, первым делом остается дисциплина. Стало быть, не нашего ума это дело — казнить дезертиров или миловать.
— В том-то и дело, что дезертиров не казнят теперь, а к нам в пополнение присылают, — усмехнулся Прохор, сворачивая новую самокрутку. — Лейтенант, поди, прямо сейчас их бумаги смотрит…