8
Иван и Степан пробирались между воронок от мин и снарядов, потом замирали, накрыв головы руками, когда в небе вспыхивали осветительные ракеты. По-прежнему доносилась спорадическая стрельба. На этот раз немцы повесили в небе осветительную ракету, медленно опускающуюся на парашюте. Они замерли на месте, пережидая, пока ракета опустится и погаснет.
— Степа, — вполголоса сказал Иван, — ты на меня не обижайся, что я сказал тебе насчет этих власовцев и Маркела.
— Я и не обижаюсь…
— Начальство сейчас очень нервное, в связи с обстановкой может не разобраться.
— Да все нормально, Ваня. Я к начальству докладывать не побегу… Ты меня знаешь.
— Не про то я сказать хочу, Степа. Вроде мы с тобой не спорили никогда. Всегда сами решали, чтоб начальство зря не беспокоить.
— Это верно.
— И потом, они там не разберутся, как всегда, рубанут с плеча, а у этого Маркела жена и внучка на руках. Кто их кормить будет… Ну было и было. Быльем давно поросло. Или власовцы эти… В плен попали, их там заставили. Не каждый выдержит, правильно я говорю?
Ракета опустилась, погасла. Снова стало темно. Но отдельные пулеметные очереди продолжают звучать.
— Ты вот выдержишь, против своих не пойдешь, Михаил или Прохор тоже. О нашем лейтенанте или майоре и говорить нечего… Адругие, Степа, послабее нас будут. Что ж теперь с ними делать? Какой с них спрос? Я правильно говорю?
Сказал и замер, наткнувшись на сваленный пограничный столб.
— Степа! Вот же она, граница эта, будь она проклята, сколько до нее добирались, вот видишь… Сколько о ней говорили да рядили, как бы к ней снова вернуться… А, Степа? Ты чего замолчал?
Иван обернулся. Степан отстал, он не полз, а хрипел и ноги его сучили по земле. Встревоженный Иван подполз к нему:
— Степа, ты чего?
Перевернул его и увидел небольшую темную рану возле шеи, из которой хлестала кровь.
А в укрытии под маскировочной сетью продолжалась свадьба.
На столе стояли опорожненные бутыли и остатки снеди, некоторые гости разбились на группки, переговаривались и смотрели, как под «Утомленное солнце» осторожно танцевали жених и невеста, Костя и Лида.
Катя взяла Малютина под руку, отвела глаза, встретив пристальный взгляд Иноземцева. Отвернулась и увидели, как Ася, вздохнув, нагнулась к своему избраннику, подполковнику Нефедову, бережно поправляет жидкую прядь на era лысине.
— А теперь выпьем за пополнение, которое скоро у вас ожидается! — поднял кружку с водкой майор Самсонов и подмигнул Лиде.
Она засмущалась, зато присутствующие оживились и потянулись к ней чокаться.
— Как хоть назовете?
И тут внезапно донеслись глухие разрывы и автоматные очереди. Торопливо вбежал дежурный офицер и что-то тревожно забубнил Иноземцеву на ухо.
Тот быстро встал, отодвинул от себя кружку.
— Все! Конец празднику. Всем немедленно вернуться в свои подразделения!
Костя и Лида остановились, музыка смолкла… Уже через минуту под пологом остались только новобрачные и девушки.
— Что-то случилось? — громко спросил Костя.
— Придется прерваться, — сказал ему уже уходящий Иноземцев.
— Ничего страшного, немцы предприняли разведку боем… — сказал вполголоса подполковник Нефедов. — А вот вам, молодые, пора бы уже к поезду…
И показал на часы.
Иноземцев услышал, вернулся с полпути, молча обнял Костю, потом Лиду.
— Не забывайте нас! И пишите. После войны, будем живы, увидимся…
Когда подполковник Нефедов вышел следом за остальными, Ася пересела к Кате, которая, как и все, с тревогой прислушивалась к стрельбе.
— Неужели ты ничего не замечаешь? — спросила она негромко. — Он же рвет и мечет, глядя на вас!
— Да кто? — непонимающе спросила Катя.
— Майор Иноземцев, кто ж еще. Будто не видишь. Говорю тебе, ему всего-то тридцать лет, а в штабе давно говорят: ну этот точно генералом будет!
— Ася, давай закончим этот разговор, — тихо сказала Катя.
— Ах, у нас любовь с первого взгляда! Вот и подумай о своем Алеше, если любишь его!
— Опять ты об этом! Не хочу даже слышать…
— А ты послушай, подруга. Знаешь, почему Иноземцев специально посылает твоего Малютина на самые опасные задания?
— Потому что только Алеша справляется, — неуверенно ответила Катя.
Прохор и Михаил подбирались к высоте восемьдесят девять.
— Вот она, — тихо сказал Михаил. — Нас дожидается… Смотри, а здесь уже не противопехотная, а противотанковая. — Он ткнул пальцем в небольшой бугорок. И осторожно счистил пальцами песок, пока не выглянула головка взрывателя.
— Ты туда лучше посмотри, — ответил Прохор. И указал на смутные очертания длинных стволов орудий и танковые башни.
— Никак, «тигры»? — присвистнул Михаил. — Три, четыре, пять… шесть, семь…
Взмыла ракета, и они замерли, прижавшись к земле.
Ракета погасла. Разведчики снова поползли, еще дальше. Внимательно осматривали при свете луны и сполохах ракет немецкие позиции.
Прохор неожиданно остановился, увидев перед собой разбитый снарядом постамент обелиска на братской могиле.
— Видишь? — Он даже захрипел от волнения.
— Чего еще?
— Ну как же… Помнишь, Степан рассказывал, отец его тут воевал. Местечко Заболотье, братская могила русских воинов возле высотки, на которой дубы растут… Фамилии плохо видно…
— А ты попроси немцев, чтоб еще ракету повесили, — хмыкнул Михаил. — Чтоб лучше видеть.
— И попрошу!
Подняв небольшой камень, он бросил его в сторону немецких окопов.
— Ты что! — запоздало воскликнул Михаил и приник лицом к траве.
Сразу последовали автоматные очереди, взмывали, шипя, ракеты, и оба прижались к земле, стараясь с ней слиться.
Вот гаснет очередная ракета, но все же им удается разобрать остатки букв.
«Каморин… рядовой его высочест… гренадерск… полка».
— Точно! Надо Степану сказать!