Сам факт создания музея на Файлаке — острове с тысячелетней историей — знаменательное событие. И сегодня здесь можно встретить старых моряков и ныряльщиков, которые под аккомпанемент своеобразных музыкальных инструментов поют нахм (песни моряков) и рассказывают истории о своих далеких путешествиях.
Но Файлака не единственный свидетель многовековой истории стран Персидского залива. На Бахрейне, самом большом острове одноименного архипелага, волнистой цепью протянулись по пустыне могильные курганы (тумули) — современники начала бронзового века и эллинских времен. Хотя те, кто соорудил эти могильники, все еще остаются загадкой для ученых, в последние два десятилетия археологи начали находить свидетельства их замятий и верований. Недавно раскопки, проведенные отделом древностей правительства Бахрейна, показали, что могильники, которые ранее считались безнадежно разграбленными, все-таки могут дать ценную и неожиданную информацию. Около деревни Эль-Хаджар, где, как предполагают ученые, находилась древняя столица, под большим курганом был откопан могильный комплекс. В нем обнаружены захоронения, относящиеся к периоду от начала III тысячелетия до н. э. до времен Александра Македонского. Своеобразие этих могил заключается в том, что они служили не для одного, а для многочисленных захоронений, и притом в течение долгого времени. Могилы около Эль-Хаджара вырублены в скалах. Стены некоторых из них оштукатурены. Были найдены цилиндрические печати, характерные для древней Месопотамии, а также большие круглые и куполообразные печати, которые, по-видимому, относились к продукции острова и висели на шее у покойников. Здесь же обнаружены кувшины и горшки с крышками из мыльного камня.
— Правительство Бахрейна отдает себе отчет в важности сохранения памятников старины в целях изучения истории и культуры собственного народа, а также развития туризма. Ведь туристы сегодня наводняют Ближний Восток, желая ознакомиться с цивилизацией великой Азии. И на Бахрейне был создан музей, где собраны все обнаруженные находки: искусно изготовленные печати, глиняная посуда, поделки из меди и бронзы. В число экспонатов музея входит и клад серебряных монет, обнаруженных на Файлаке, а также монеты «рогатого Александра» из бахрейнского клада. Более 300 этих монет было найдено в захоронении, над которым стоял португальский форт и под которым залегал культурный слой, датируемый III тысячелетием до н. э.
В районе Персидского Залива не так уж много мест, представляющих интерес с точки зрения археологической, поэтому правительство Бахрейна издало законы по охране древностей. Этот важный шаг приветствовали как археологи, так и молодое поколение арабов, стремящихся по- знать историю своей страны и своего народа.
Но вернемся к Кувейту. Закладка любого судна — событие чрезвычайно важное. С ним связано здесь несколько любопытных обычаев, которые неукоснительно соблюдаются. На выбранном на берегу участке, где закладывается остов корабля, возводится невысокая стена из обломков кораллов и строительного мусора, чтобы «джинны и дьявол не пробрались на строительство». Эта верфь охраняется денно и нощно по меньшей мере десятком сторожей еще и потому, что корпуса корабля не должна коснуться бесплодная женщина. По распространенному поверью, если женщина, которая еще не имела детей, взойдет на недостроенное судно или коснется его, она обязательно станет матерью. Поэтому на ночных сторожей возлагается весьма деликатная обязанность не допускать женщин на верфь, которые, со своей стороны, прибегают к всевозможным уловкам, чтобы пробраться к кораблю. Если во время плавания на корабле умрет кто-либо из членов экипажа или заболеет нохаза, как здесь называют на индийский манер капитана, виноваты не иначе, как сторожа, которые недоглядели и допустили к судну женщину. Вообще, женщина и море — для арабских моряков понятия несовместимые, и, может быть, поэтому с путешествующих по морю женщин арабы берут двойную плату.
Кувейт не имеет своего дерева. Для строительства судов кувейтцы привозят из Индии крепкое тиковое дерево. Из него собирают корпус корабля, однако палубные надстройки делают обычно из сосны. Иногда тиковые доски предварительно пропитывают рыбьим жиром, поэтому от строящегося корабля исходит сильное зловоние. Когда судно готово, на нем устраивается праздник, во время которого разрушают стену, отделяющую корабль ют моря, и — в один из приливов — спускают его на воду.
Корабль вручается нохазе. Обычно капитаном становится член уважаемой и почетной потомственной семьи мореходов, достаточно богатой, чтобы войти в долю с каким-либо купцом, решившим построить корабль. В 6 лет мальчика, который готовится стать капитаном, отец или дед берет с собой в море, а в 18 лет ему уже могут доверить корабль. Дети нохазы никогда не становятся простыми матросами: это недостойно их происхождения.
Во время одной из своих поездок в Басру я поднялся на борт кувейтского бума, на который грузили иракские финики. Нохаза оказался разговорчивым парнем. Из беседы с ним я узнал очень много интересного о жизни и быте кувейтских мореходов.
В летний период суда вытаскивают на берег. Команда и капитан отдыхают и готовятся к предстоящему осеннему плаванию. Нохаза проводит время со своей семьей, а матросы, задолжавшие своему хозяину, работают на корабле: смолят щели, шьют паруса, помогают плотникам чинить палубные надстройки. Когда в августе жара становится совершенно невыносимой, корабли спускают на воду, чтобы отправиться в Фао, иракский порт в устье Щатт-эЛь-Араба, за грузом фиников. В этот период как раз созревают финики нового урожая и десятки парусных судов со всего аравийского побережья заходят за ними в Басру. Здесь можно встретить, и самбуки из Красного моря, и кутии из Бомбея, и другие виды судов.
Кувейтский бум берет на борт около 2 тыс. ящиков прессованных фиников. Каждый матрос, он же и грузчик, перетаскивает на судно около 100 ящиков. Для моих кувейтских друзей пребывание в порту Басра или Фао представляется своеобразным праздником по сравнению с жизнью в Кувейте. Здесь кругом зелень пальм и много пресной воды, которая в Кувейте дороже, — чем нефть. Когда финики погружены, бум поднимает паруса и выходит в Персидский залив. Начинается размеренная жизнь на море, которая имеет свои неписаные, но строго соблюдаемые законы.
Едва забрезжит рассвет, как один из матросов, которому, нохаза поручает почетную обязанность муэззина, будит своих товарищей на утреннюю молитву. «Молитва лучше сна», — выкрикивает он несколько раз, и его сонные товарищи, расстилая на палубе свои молитвенные коврики, творят обязательную утреннюю молитву. Предписание пророка Мухаммеда молиться пять раз в день на корабле неукоснительно соблюдается, и никто, чтобы не нанести вреда всему экипажу, не осмеливается нарушить его. Правда, лишь один из членов экипажа не принимает участия в утреннем намазе. Это — кок, который в этом время трудится на камбузе, готовя для своих товарищей горячий чай. Иногда он ухитряется прямо на своем рабочем месте творить молитву, что положительно оценивается его товарищами.
Когда молитва закончена, матросы садятся в кружок завтракать. Утром они едят хлеб и из маленьких стаканчиков пьют сладкий чай. Младшие матросы прислуживают старшим. После пятиминутного завтрака все принимаются за работу, которой на корабле всегда предостаточно. Одни ручными насосами откачивают воду (несмотря на пропитку и заделанные швы вода проникает в корпус судна, и ее необходимо вычерпать), другие плетут канаты, третьи латают паруса. При попутном ветре ставится большой парус, для чего требуются усилия всех матросов.
На корабле нет часов, но матросы узнают о наступлении обеда по запаху рыбы, доносящемуся с камбуза. Обед подается на палубе. Он состоит из риса, сушеной и вареной рыбы. Матросы едят молча: они, как и бедуины, считают, что трапезу нельзя портить праздной беседой. Нохазе сервируют отдельно, на корме. Обычно он обедает один или с кем-либо из важных пассажиров. Затем матросы курят исбиля (кальян, изготовленный из глиняного горшка) и укладываются спать в тень от большого паруса. После короткого сна все вновь принимаются за работу.