Партизаны выразили свое согласие:
— Это точно! Фашисты без того прольют немало крови.
— Вот и договорились, — Бормотов потер ладонью лоб. Хотя в землянке было тепло, пальто он так и не снял: немного знобило, побаливала голова. — А уж если договорились, то уговор надо соблюдать, товарищи. Понимаю — трудно. Нелегко разведчику пройти мимо родного дома, не проведав близких. Да и обогреться, поесть, отдохнуть хочется. Но придется себя сдерживать.
Бормотов встал, улыбнулся:
— А теперь мой приказ: всем спать!
Когда партизаны разместились на отдых, Бормотов развернул на столе карту. Глахов охотничьим ножом застругивал красный карандаш.
— Ну, где и сколько? — спросил Бормотов.
Проскунин рассказал о минировании дорог. Глахов сделал пометки на карте.
— Хорошо, Василий Федорович! — сказал Бормотов, узнав о подробностях ночного похода. — А теперь давайте вашу карту.
Горячев развернул свою карту, точно такую же. Обозначил участки дорог, заминированные отрядом Шапошникова.
— Значит, все дороги на Каменки закрыты?
— Да, можем считать, что объезда у гитлеровцев нет, — ответил Бормотов. — К местам минирования пошлем разведчиков: о результатах работы мы должны знать точно.
Потом Проскунин рассказал о передаче Александрову обоза.
— Пожалуй, на Александрова положиться можно, — проговорил Бормотов и, почему-то взглянув на лежавших на нарах людей, тут же заговорил о другом: — Хорошенько продумайте, товарищи, связь и сигнализацию. Издали, с опушки леса, мы должны знать, есть ли немцы в деревне. К примеру, Анна Ивановна Карабашкина вывешивает на плетень белье, если в деревне гитлеровцы. Это надежно. Семидесятипятилетнюю женщину, вывешивающую белье, трудно заподозрить в связи с партизанами. И везде должно быть так.
Вскоре Бормотов, Глахов и Проскунин легли спать. В землянке бодрствовал один Горячев — на нынешнюю ночь начальник караула. Примостившись у печки, он острым ножом вырезывал из можжевеловой палки шахматную фигуру. Отгоняя дремоту, Горячев все стругал и резал крепкое, как кость, дерево. На палке обозначилась красивая голова коня.
Сразу после подъема, до завтрака, Проскунин построил отряд на поверку. Партизаны стояли в две шеренги. Бормотов и Глахов обходили строй, осматривали одежду, проверяли оружие. Одежда штатская, разная: телогрейки, куртки, пальто. Оружие отечественное: безотказные винтовки, наганы, гранаты. Патроны прямо в карманах и в заплечных мешках.
Бормотов остановился перед Никитиным, окинул его взглядом с головы до ног: фуражка, телогрейка, хромовые сапоги.
— Не легко ли одеты, Михаил Матвеевич?
— В самый раз, Александр Иванович; легко — фашиста догонять сподручней, — четко ответил Никитин.
На левом фланге, любовно поглядывая на станковый пулемет, стояли Фомичев и Косякин. Подойдя к ним, Бормотов неожиданно, резко подал команду: «К бою!»
Фомичев упал, схватился за пулемет. Быстро протащил через приемник латунный наконечник ленты, поданной Косякиным, откинул рукоятку дважды, доложил: «Готов!»
— Хорошо, быстро управляешься! — похвалил Бормотов. — А вот штабную машину все же упустил.
Фомичев не смутился:
— Так у меня же в тот раз ручной пулемет был, а не «максим»! И лоси подвели, конечно.
— В таком деле оправданий не должно быть! — строго сказал Бормотов.
— Есть никаких оправданий! — Фомичев вытянулся в строю. — В другой раз пусть хоть стадо слонов появится — глазом не моргну!
Скрыв улыбку, Бормотов повернулся, медленно пошел обратно. Остановился перед строем, посредине.
— Что ж, товарищи, оружие у нас есть, воевать можно. Теперь мы огляделись, привыкли к обстановке. Вот вы в строю, вы бойцы. В деревнях и селах наших разместились фашистские бандиты. У них много танков, самолетов. — Бормотов обвел глазами строй, повысил голос: — Но на своей земле хозяева мы, вооруженные представители советского народа!
В лесу было тихо. На востоке разгоралась холодная заря. Морозило. Вдруг со стороны Каменок донесся глухой взрыв. Потом другой. По лесу покатилось эхо, будто отдаленное «ура» в цепи.