Виктор решительно расстегнул пальто, сунул руку за ворот фуфайки. Достал тетрадочный лист, сплошь исписанный карандашом.
— Вот, все тут указано. Даже время проставил. И простым карандашом писал, чтоб от воды не расплылось.
— Кто же тебя научил этому? — удивился Толя.
— Книга у меня есть о наших разведчиках, — сказал Виктор. И потребовал: — Дай честное комсомольское, что сведения для Красной Армии.
— Честное комсомольское слово! — торжественно заверил Толя и, взяв листок, попросил: — Теперь помолчи, Витя.
Они сели в кустах на траву, припорошенную снегом. Шевеля губами, Толя заучивал наизусть данные. Память у него была хорошая, и минут через двадцать он протянул Вите листок.
— На, проверь! — и шепотом пересказал все.
— Точно. Молодец! — похвалил Виктор.
Листок разорвали на мелкие клочки. Тем же путем, вдоль плетня, вернулись к дому. По шоссе, к Волоколамску, промчались гитлеровские мотоциклисты, три машины автоматчиков. Потом пошли танки.
— Считай! — шепнул Толя. — Я пойду. Жди меня в сумерках.
До вечера Толя обошел все Осташево. Пробираясь садами, огородами и парком, он осмотрел все. Внимательно читал объявления гитлеровцев, расклеенные на столбах. Сосчитал все танки, орудия и автомашины. Часа два он пролежал в парке в зарослях бузины, малинника и крапивы. Он видел, как к зданию педучилища подъезжали машины на заправку и погрузку боеприпасов. Даже номера трех шикарных легковых машин запомнил разведчик. В сумерках он вернулся к дому Вишняковых. Виктор поджидал его у сарая.
— Все в порядке? — тихо спросил Толя.
Вместо ответа Виктор схватил его за рукав, с силой потянул за угол.
— Тс-с… Прячься и запомни вон того гада…
По противоположному посаду, сутулясь, шел прихрамывающий мужчина, а на телеге, груженной мешками, ехал гитлеровец. Мужчина заглядывал в окна домов.
— Староста. Продукты для немцев отбирает. Не попадайся ему на глаза, — шепнул Виктор.
Когда стемнело, не зажигая огня, ребята улеглись спать на одну койку. Витя сказал шепотом:
— Знаешь, тетя Паша, больничная сестра, прячет командира раненого. А Ленька Васильев, помнишь его, носит ему продукты.
— Молодец, — пробормотал Толя, чувствуя, как тяжелеет от усталости озябшее тело. Спросил через силу: — Ты по ночам встаешь, Витька?
— Ага.
— Разбуди меня часа через три…
Задолго до рассвета Виктор проводил друга. Предупредил:
— На Свинуховский мост не ходи, там всегда охрана. Теперь я, вопреки геометрии, считаю: всякая кривая мимо фашиста короче прямой.
Толе понравилась шутка, и оба засмеялись.
Не рискуя второй раз идти по мосту, Толя решил вплавь перебраться через неширокую Волошню. По зарослям ивняка он подошел к берегу. Взглянув на черную ледяную воду, зябко поежился. Толя снял один сапог, когда сзади послышался треск сучьев.
Лошадь! Она хромала на левую переднюю ногу. Толя удивился и обрадовался. Он поймал смирного коня, переехал на нем речку. Направляясь к лесу, разведчик несколько раз оглянулся; умный конь, будто чуя своего, долго брел по следу.
Дождь перестал только под утро. Серый рассвет наступал медленно. Небо было затянуто рваными, с дымчатыми лохмами облаками. Облака ползли низко над лесом, над оврагом, над мельницей. От реки поднимался холодный туман. Воскресный день начинался нехотя, словно крадучись.
С утра на мельницу стали прибывать подводы с зерном. На левом берегу под древними, в два обхвата, ветлами образовался небольшой табор. Возчики сидели на повозках, на досках — дожидались очереди молоть зерно. До войны на мельницу приезжала молодежь, и здесь бывало весело. По реке далеко разносился смех, песни, разливались переборы гармошки. Теперь было тихо. Возчики с бородами, с заросшими щетиной лицами казались старцами. В то время все хотели выглядеть старше и беднее. Мужчины не брились, не стригли волосы, надевали что порваней, понегодней.
Пожилой немец с автоматом на плече, в шинели с поднятым воротником и надвинутой на уши пилотке ходил у дома мельника, охранял вход на половину, где квартировали офицеры. Офицеры с вечера уехали на машине в Курово и еще не вернулись. Когда к мельнице подъезжала новая подвода, солдат не спеша подходил к возчику, проверял документ, ощупывал мешки и лениво уходил к дому. У двух старух, приехавших с единственным мешком, документов не оказалось. Солдат покричал на них, но обратно не отослал. В конце концов почти полмешка зерна останется на мельнице: такой данью немцы обложили мельника. И чем больше людей побывает на мельнице, тем больше хлеба для Германии.