Чувство неуютности исчезло. Несколько секунд Бормотов не отрывал взгляда от портрета, и этих секунд было достаточно, чтобы все стало на место: и кабинет обыкновенный, почти родной, и он, секретарь райкома, тот же — сидит на своем месте, как и всегда, делает обычную работу, нужную людям. Правда, он смертельно устал. Так уставать еще не приходилось. Но об этом не надо думать. Те мерки для работы, которые существовали в мирное время, теперь не годятся. Война требует: советский человек должен вынести все, уметь все. Секретарь райкома — тем более.
Да, уметь. Трудно. Разве секретарям райкомов говорили когда-нибудь, как наладить подпольную работу, как организовать партизанский отряд? Заикнись Бормотов об этом каких-нибудь два месяца назад, его назвали бы паникером, нытиком, обвинили бы во всех смертных грехах.
Бормотов опять взглянул на портрет, подумал: «Надо — выдержим». Сказал:
— Евдокия Степановна, нужно упаковать холст.
Она взяла стул, направилась к стене.
— Нет, нет. Не сейчас. Я говорю вообще.
Секретарь райкома представил на миг светлый прямоугольник на месте портрета и сказал дрогнувшим голосом:
— Сам упакую. В последний день. Нет, в последний час…
И громко крикнул через дверь:
— Заходите, товарищ Морозов!
Высокий военный с тремя кубиками в малиновых петлицах остановился посреди кабинета, вскинув руку к козырьку фуражки.
— Здравствуйте, товарищ Морозов! Берите стул, садитесь, пожалуйста, к столу, — попросил Бормотов. — Так, рассказывайте, как дела? Как к обороне готовимся?
— Делаем все, что в наших силах, товарищ секретарь райкома. Охрана учреждений, магазинов и складов налажена. Личный состав батальона готовим к противотанковой и противовоздушной обороне. Ведем земляные работы.
Морозов умолк, ожидая вопросов. Был он уже немолод, белокур. Продолговатое костистое лицо чисто выбрито. Хлопчатобумажная гимнастерка недавно выстирана и отутюжена, подворотничок свежий. Морозов сидел на стуле прямо, по привычке военного готов был встать в любую секунду. Он казался бодрым, подтянутым. И только в серых глазах его затаились усталость и тревога.
— Так, хорошо, — ответил на доклад Бормотов. — И неожиданно спросил: — А как вы и ваши люди с местным населением живете? Дружно?
— Так ведь мы в палатках живем, — напомнил командир батальона. Подумав, добавил: — Никаких трений с населением пока не было. Признаюсь, от местных жителей мы стараемся быть в сторонке.
— Почему же? — Бормотов смотрел внимательно.
— Как вам сказать? — Морозов осторожно выбирал слова. — Видите ли, товарищ секретарь райкома, к военным вопросов праздных много. Почему неудачи на фронте, то да се… скоро ли придет к нам подкрепление…
— Допустим, эти вопросы не праздные, — заметил Бормотов. — Это жизненные вопросы. Люди знать хотят, что их ждет в будущем.
— Ну, а мы-то здесь при чем? — устало сказал Морозов. — В батальоне люди из ополчения, но в бой хоть сейчас. Был бы приказ.
— В бою мы все побываем. Но обученным воевать легче. А вы ведь людей все еще обучаете?
— Это точно, — согласился Морозов. — Но все равно тяжело. Местные жители об эвакуации поговаривают, значит, какими же глазами они на нас глядят? И укрепления тогда мы для чего строим?
— Планы командования нам с вами, товарищ комбат, неизвестны. Возможно, за Осташево крупного сражения не будет. А может, в последние часы здесь пройдет линия большого фронта. На войне всякое бывает.
— Это точно, — повторил Морозов. И почему-то добавил: — Приказ есть приказ.
— Вот именно, — подхватил Бормотов. — Стратегические задачи мы решать не уполномочены, так что перейдем к тактическим. Надо нам усилить охрану.
— Где выставить дополнительные посты?
— На дорогах, на мостах, на перекрестках.
— Людей не наберу, — вздохнул Морозов.
— Мы вам поможем. Поближе к Осташеву пусть часовые стоят по одному. А подальше — один боец ваш, другой из местных жителей. Вы не против?
— Почему же против? — удивился комбат.
— Кто вас знает. — Лицо Бормотова оставалось серьезным, но в прищуренных глазах вспыхнули веселые искорки. — Вы ведь от местных жителей в стороне держитесь.
Морозов впервые улыбнулся.
— Что вы, товарищ секретарь райкома! Охрана — это уже дело общее.
— И все у нас теперь общее, — проговорил Бормотов. Продолжал четко: — На дорогах и на мостах проверять документы всех проходящих мужчин. Молодых — особенно. И днем и ночью. Женщин пока не беспокоить.