— Так ты тоже ров копал? — удивился Володя. — Значит, я на другом конце работал. — Да, Островский — писатель! Но думаю я так, Толька. Отцы наши большие дела делали. А теперь нам пора. Прежде бить нам некого было. Одно — учись «на отлично», будь дисциплинированным, пример пионерам показывай. А теперь фашисты рядом — бей!
— Чудак ты, Володька! Из училища ведь ответа нет.
— Что училище? — неожиданно вскипел Колядов. Усмешка слетела с его губ. — К черту! Не хотят — не надо! Мы сами на фронт проберемся. Там метрики и паспорта не нужны. Значки «Ворошиловский стрелок» возьмем, комсомольские билеты. И то после боя покажем.
— Ты молодец, Володька! — похвалил Толя. Чуть подумав, сказал: — Ведь и Павка Корчагин вызова из военкомата не дожидался.
— А то что! — подхватил Володя. — Обожди чуть, удочку смотаю.
Выдернув воткнутое в землю удилище, Володя потянул леску — туго. Подсечка, взмах, и в траву шлепнулся крупный окунь.
— Может, половим? — неуверенно спросил Володя, опуская окуня в ведро.
— Не знаю. В райком хотел зайти, к матери.
— Тогда пошли!
Они поднимались в гору. Наверху в окнах старинного двухэтажного здания полыхало зарево закатного солнца. Белели массивные колонны, сложенные из тесаного камня. Вровень со вторым этажом на колоннах повисли балконы с деревянными точеными перилами. Окна с южной стороны глядели на речку Рузу и на два широких пруда. Пруды правильной формы, округлые, с насыпями вокруг, с искусственными островами. Это — труд крепостных крестьян. И дворец, и парк, и аллеи, и флигеля, и часовни, и башня — все дело их рук. Когда-то имение принадлежало великому князю Константину Романову. Но о тех далеких временах теперь мало кто помнит. В памяти молодежи этот дом и парк с вековыми липами, с лиственничной аллеей всегда были самым оживленным, громкоголосым местом в Осташеве. Около двух десятилетий во дворце размещалось педагогическое училище.
Теперь дворец опустел. Молчаливо глядели его окна.
— Тихо как стало! — сказал Толя и глубоко вздохнул.
Во вздохе — воспоминания, сожаление, грусть. Чудесные люди были студенты педтехникума! Веселые, остроумные, общительные. Весенними теплыми вечерами с балкона играл оркестр. А внизу, на площадке, — танцы, песни, игры. Студенты не гнали от себя сельских мальчишек. Пожалуйста — веселись! А ведь в селе возрастные барьеры стояли прочно: заневестившиеся девушки и парни-женихи не допустят подростка на свои «пятачки» — танцплощадки. У обитателей дворца, будущих учителей, такого обычая не было. Подростки и дети липли к ним. Тут и музыка, и только что слетевшая с экрана песня, и новые игры. Даже задачку по арифметике, от которой «сам Витька» отказался, решат в два счета.
На летние каникулы студенты разъезжались. Дом занимали москвичи-пионеры. И опять знакомства, песни, игры. Как же недавно все это было! Э-эх…
Друзья молчали, но вспоминали об одном и том же.
На горе четверо военных копали траншею. Все остриженные наголо, в нижних рубахах, с засученными рукавами. Гимнастерки лежали на траве поодаль. Трое стояли в канаве, лопатами выбрасывали землю. Четвертый наверху разравнивал бруствер. Он окликнул проходивших рядом Толю и Володю:
— Эй, кавалеры! На всех нас пару папирос не выдадите?
— Ни одной нет, не курим, — ответил Толя.
— Такие лбы и не курите? — удивился военный.
Чернявый, низкорослый парень не понравился Толе, и он хотел пройти мимо. Но Володя остановился, сказал:
— Махорки принести могу. Старик тут недалеко знакомый.
— Валяй, дуй! — кивнул чернявый и, когда Володя, поставив ведро и кинув удочку, побежал через парк, окинул Толю взглядом с головы до ног, спросил насмешливо: — Значит, рыбку удим, книжечки почитываем?
Толя смолчал. Но парень не унимался. Опершись на лопату, он спросил опять:
— А земельку порыть кавалеры не хотели бы?
Толя вспыхнул.
— Сегодня порыли уже. И так вот, как вы, лопатой не подпирались.
— Э, да ты с гармонью, а не пьяный. Старшим грубить?
— Старшие тоже должны быть вежливы.
— Семечкин! Попридержи язык! — послышалось из траншеи. — И сюда давай, хватит наверху прохлаждаться!
Чернявый, жилистый Семечкин пробурчал что-то себе под нос, но в траншею спрыгнул. Толя стоял, поглядывая в сторону парка: и дернуло же Володьку за табаком бегать! И хотя бы для хорошего человека, а то для грубияна.
Внимание Толи привлек высокий, худой военный: уж очень он неумело копал! Сгибается пополам, на лопату налегает, а махнет — наверх летит жалкая пригоршня, да и та ссыпается назад, в окоп. А если б ему из противотанкового рва покидать!..