Продолжая наблюдать в бинокль и проклинать про себя медлительность противника, я почувствовал, как кто-то тронул меня за локоть. Это был Лебедев. Его сосредоточенное выражение лица и какая-то особая настороженность говорили о том, что он готовится сообщить что-то важное.
— Что, товарищ Лебедев?
Вместо ответа Лебедев еще более согнулся и показал в сторону, куда я только что смотрел в бинокль.
— Что вы там видите? — спросил я и, быстро вскинув бинокль, посмотрел в этом направлении.
— Ничего не вижу, но вот там… я слышу шум, похожий на далекий прибой. Еще пять минут назад этого шума не было, — шепотом проговорил он.
В бинокль я ничего не обнаружил, но, зная, что Лебедеву не свойственно ошибаться, понял, что мы дождались противника.
— Что с вами, почему вы говорите шепотом? — нарочито громко обратился я к Лебедеву.
— Сам не знаю почему, — смутившись ответил он и добавил: —Товарищ командир, посмотрите еще раз. Может быть, сейчас удастся что-нибудь увидеть.
— Не беспокойтесь, товарищ Лебедев, противник еще далеко, и он от нас не уйдет, — ответил я уверенным тоном, и Лебедев сразу понял: его напряженный труд на протяжении почти четырех часов не пропал даром. Мне показалось, это сразу его подбодрило. Он улыбнулся и уже совершенно спокойно попросил разрешения сойти вниз.
— Идите, товарищ Лебедев, и не теряйте противника. Теперь осталось немного…
Лебедев быстро исчез в люке.
Вскоре я получил новый пеленг на противника. Снова навел бинокль на море и только теперь смог заметить едва приметную, двигающуюся точку, которая то и дело терялась в складках высокого гранитного берега.
Дистанция между нами была большая — более шести миль. Заметив одну черную точку, глаз продолжал искать другие точки — корабли охранения. Наконец появились и они: сперва один, потом другой, третий.
— Да, это тот конвой, который не удалось атаковать нашим друзьям. Он снизил скорость, и потому вышел просчет во времени, — сказал я Щекину, который сейчас стоял возле меня. — Прикажите готовить торпедные аппараты к залпу и пусть подымут с коек свободную от вахты смену.
Через несколько минут корабли противника отчетливо просматривались даже невооруженным глазом. Два больших транспорта, прижимаясь к береговой черте, шли друг за другом и удачно маскировались тенью, падавшей от высоких отвесных скал. Впереди них и несколько мористее шли корабли охранения.
Было ясно, что успешную атаку можно произвести, только прорвав охранение противника с головы.
Каждую секунду, опасаясь себя обнаружить, мы маневрировали, сближаясь с противником. Хотелось как можно быстрее закончить атаку и уйти под воду. «Вот что значит первая атака в надводном положении, да еще в светлую ночь», — подумал я. Как назло, видимость улучшалась, облака подымались выше, и кое-где уже появились большие куски чистого темноголубого неба. «Не хватает еще, чтобы луна показалась», — со злостью подумал я. Хотелось увеличить ход и тем самым приблизить момент атаки. Но корабль, который мы собирались атаковать, находился еще в затемненной части, и мы могли допустить большую ошибку в расчетах из-за нерезкости контура корабля. Требовалось терпеливо ждать, маневрируя, чтобы сохранить за собой позицию, позволяющую в любой момент нанести удар по противнику.
Ясное и отчетливое сознание цели помогало овладеть собой и терпеливо выжидать. Напряжение возрастало с каждой минутой. Дистанция до кораблей врага уменьшалась. Мы держались на курсе миноносца, — он шел первым среди кораблей охранения, которые прикрывали транспорты со стороны моря.
Зорко наблюдая за движением транспорта, мы не могли не следить за миноносцем, который был к нам всех ближе. Казалось, вот-вот на миноносце заметят нас и на большой скорости пойдут на таран.
Дистанция до миноносца была не более полутора миль, когда курс нашей лодки пересек сторожевой корабль, идущий впереди транспортов. Мы почувствовали некоторое облегчение — опасность со стороны головного сторожевика «пронесло», но зато миноносец продолжал с нами сближаться. Было одно мгновение, когда уже иссякло терпение, и я готов был отдать приказание ложиться на боевой курс. Но овладев собой, снова продолжал отсчитывать секунды до залпа. В этот последний миг я ощутил, что не выпущу торпеды раньше времени даже в том случае, если миноносец пойдет на таран. Я, повидимому, приблизился к той грани нервного состояния, перейдя которую человек становится уже равнодушным к неминуемой опасности.